В тему жаб и лягушек. Вчера читала на одном садоводческом форуме. Одну дачницу несколько садоводов убеждали, что спелые клубничины с грядок жабы не утаскивают.
Что жабы реагируют только на подвижный объект, и скорее всего, жаба, найденная на грядке, ела слизней, а вот слизни в этот момент и лакомились клубникой.
------------------------------------------------------------------------
Несколько рассказов из журнала «Юный натуралист» за июнь 1971 года.
Л. Кеккелев. Птичий суд.После больших проливных дождей вновь посветлела вода в реке Самаре. Ранним погожим утром я облюбовал крутизну берега, заканчивающуюся зарослями ивняка с просветом тихой воды, примостился на колодину, выброшенную волнами в весеннее половодье, закинул удочку.
Пробуждение леса — самые чарующие минуты природы. Дубовые рощи наполняются гомоном пичужек. Отпевают свои последние трели соловьи, суетятся на вершинах деревьев кукушки, низко над водой бесшумно пролетают речные чайки.
На противоположном берегу неожиданно показалась красавица волжских лесов — косуля. Она осторожно подошла к воде, но, потревоженная взмахом удилища, ровными, размеренными скачками скрылась в чаще, пронизанной первыми лучами утреннего солнца. Еще какое-то мгновение был слышен топот ее копыт, потом все стихло.
Через несколько минут по ту сторону реки послышался возбужденный стрекот белобоких сорок. Вместе с ними так же возбужденно каркали вороны. «Не поделили чего-то между собой», — подумал я.
Однако птицы так раскричались, что мне невольно пришлось обратить на них внимание. И что же? Несколько сорок яростно долбили клювами и колотили крыльями свою в чем-то провинившуюся подругу. Преступница не сопротивлялась, она только отчаянно кричала, когда на нее обрушивалась новая серия ударов.
Птичий суд был жесток и беспощаден.
Бедная сорока совсем выбилась из сил. Она пыталась подняться на крыло, но каждый раз ее сбивали соплеменницы.
Роль защитников взяли на себя вороны. Они держались поодаль, но, когда сороки особенно крепко наказывали преступницу, вороны срывались с места и с криком набрасывались на птиц.
И тут случилось самое неожиданное. Сороки притеснили свою жертву к берегу и ударами крыльев скинули ее в воду. В тот же миг вороны вступили в драку с жестокими судьями. Они явно были не согласны с вынесенным приговором. Я тоже был не согласен, схватил попавшийся под руку ком земли и запустил им в сорок. Они заметили человека и разлетелись по прибрежным деревьям.
Хлопая бессильными крыльями по воде, пострадавшая едва выбралась на берег. Но стоило ей показаться на суше, как птицы снова набросились на нее, опять начали оттеснять к воде. Я стал кричать, размахивать руками, кидать в воду комья земли и палки. Это окончательно испугало птиц, и они улетели в глубь леса.
Ю. Галкин. Пернатый барометр.Дождь прошел, и запели птицы. И вдруг среди знакомых птичьих голосов раздались мелодичные свистящие звуки: фиу-тиу-лию... фиу-тиу-лию. Они напоминали звучание флейты, но сколько в них было энергии, бодрости, задора! С ними не шли в сравнение и звучные песни дрозда, и трели зо-рянки, зяблика, горихвостки. Голос незнакомого певца был таким звонким, что заглушал голоса всего птичьего хора.
Я стал разыскивать птицу. Разглядеть ее удалось только в бинокль. Оказалось, что звонкое фиу-тиу-лию доносилось с вершины старой осины.
Вот так открытие! В развилке ветвей старой осины свила гнездо золотистая иволга!
Но однажды вместо мелодичного фиу-тиу- лию с осины раздался резкий, неприятно пронзительный крик: крэ-зу... крэ-зу. Звук был такой, словно где-то рядом вращали несмазанный колодезный ворот. Я схватил бинокль.
Но удивительное дело! В кричащей птице я узнал самку иволги. Она-то и издавала резкий, скрипучий звук до тех пор, пока в небе не грянул гром и не полил дождь.
Через несколько дней ржавое крэ-зу повторилось. И снова, как тогда, пошел дождь.
С тех пор, пользуясь услугами пернатого барометра, я еще ни разу не ошибся.
В. Самолюк. Старик и дерево.На лесной поляне их настиг дождь. И ребята свернули под развесистую сосну. Кто-то предложил развести костер. Быстро собрали сучья и сложили их ближе к стволу, чтобы дождь не загасил пламя. Ребята подсели к огню, появилась гитара, и стало очень весело.
Когда дождь кончился, туристы подхватили рюкзаки и направились к реке, чтобы
успеть до наступления темноты поставить палатки.
Шли дни. И однажды на тропинке появился человек. Он был очень старый. Шел он медленно, и перед деревом, в котором огонь выжег глубокую выемку, человек остановился.
Он достал трубку, закурил и долго смотрел на дерево. Потом старик ушел и вернулся с детским ведерком и лопаткой в руках. Он спустился к воде, набрал глины и вернулся к дереву. Аккуратно лопаткой стал замазывать выжженное место, чтобы сосна не стала загнивать с сердцевины.
Ему еще раз пришлось спуститься к реке. Когда работа была закончена, старик присел на землю и закурил. Он долго о чем-то думал. Трубка догорала. Посасывая пустую трубку, он достал из кармана спички и высыпал их на ладонь. Несколько спичек он сломал. И выложил ими на мокрой глине:
«Живи назло злым!»
Подпись хорошо была видна с тропинки. И люди останавливались перед сосной и смотрели на крону, полыхающую веселыми зелеными огоньками. Старик тоже часто приходил к дереву, вынимал свою трубку и подолгу смотрел на сосну. А она продолжала стоять, и крона её была как веселая зеленая дымка среди леса.