Печать

[Una]

Итак, мы подошли к спору.

Вы знаете, что догматические основы вероучения определялись Соборами, и окончательное разделение между Востоком и Западом состоялось, как Вы знаете, в 1054 году, когда обе стороны предали друг друга, в конце концов, анафеме.

Не то – в мистическом пути монашества. Дело в том, что в нем нет Соборов, нет вероучительных споров - знание является плодом опыта и передается устно, от старца к ученику. Вмешаться в этот сокровенный процесс невозможно, потому что даже в поздние века, рассказывать о том, что сказал тебе, чему научил духовный отец, посторонним было нельзя:

"Ведь духовный отец нужен для чего? Чтобы при помощи его незаблудно шествовать и достигать Царства Небесного, а для этого необходимо, главным образом, исполнять на деле наставления, советы и указания духовника, жительство свое проводить благочестиво. Были примеры, что некоторые имели возможность часто бывать у старца, иные даже постоянно сидели возле старца, непрестанно слышали его наставления, даже и жительствовали с ним, и оставались бесплодными. А некоторые имели редкую возможность бывать у старца и удостаивались слышать краткое наставление, но преуспевали... Так вот, не в том сила, чтобы часто бывать у отца духовного, а в том, чтобы его наставления исполнять, что бы не быть бесплодными. “

Никон Оптинский.

"Без поддержки, т.е. духовного руководства старца, в монастыре не проживешь. Ты вот про меня говорил другим; что бы я тебе ни говорил, другим не передавай. А если будешь поступать по-своему, то ко мне и не ходи."

Амвросий Оптинский.

То есть – монаха всегда учил его Старец, с которым у него устанавливались особые близкие и доверительные отношения, и формировался он в своей духовной составляющей именно под влиянием и руководством Старца. В эти внутренние взаимоотношения, которые являлись своего рода таинством, не мог вмешаться никто – ни Собор, ни епископ. А они и были всегда основой монашества.

И в этом смысле, несмотря на догматическое разделение Церквей, монашество Востока и Запада в своей не вероучительной, а мистической составляющей все равно продолжало ощущать себя где-то и в чем-то одним целым.

Но наставники Запада – имели за плечами практический опыт и научный багаж античной Греции и Римской империи, а старцы Востока – весь мистический опыт Востока. Если первые деятельно познавали, то вторые – преимущественно созерцали. Первые вели разнообразную духовную и просветительскую деятельность, вторые – сидели в пустынях и размышляли о Боге.

К XIV веку разница в опыте, передаваемом от старца к ученикам стала такой, что в монашестве назрела необходимость, так сказать, прояснить свои, внутренние вопросы, не касающиеся ни Соборов, ни епископов, ни догматики.

Я не буду здесь упражнятся в словесности, а просто скопирую сжатое изложение событий:

“Григорий Палама, афонский монах (1296-1359), был одним из основателей исихазма, мистического учения о слиянии человека с Богом. По учению Паламы и его собратьев-исихастов (Симеона Нового Богослова, Григория Синаита и других), человек, который достиг совершенства в любви, возлюбив Бога без всякого эгоизма и корысти, может посредством молитвы приобщиться к Божественной энергии, то есть живой и повсеместной действующей благодати Бога (по-гречески energeia означает действенность) и возвыситься до самого Бога, увидев воочию Свет его предвечной славы - обожиться. Многие подвижники исихазма видели славу Божию в виде ослепительного и неописуемого света неоднократно. Исихасты утверждали, что именно этот свет апостолы увидели на горе Фавор.

К середине XIV в. римские папы и константинопольские патриархи находились в схизме (расколе) друг с другом уже более ста лет. Монархическо-схоластическая традиция католиков намертво схлестнулась с демократическо-мистической традицией православных.

В 1330 г. из Южной Италии в Константинополь приехал знаменитый богослов Варлаам Калабрийский (1290-1348). Блестяще образованный знаток античной литературы и науки покинул Италию в знак протеста против растущего стремления местных религиозных лидеров к унии с Римом на условиях пап. Варлаам попытался навести мосты между православием и католицизмом, объявив (со ссылкой на Дионисия Ареопагита), что время Богооткровений давно прошло, а Богопознание невозможно в принципе, так как знание основано лишь на чувственном опыте, а то, что невозможно пощупать или увидеть, невозможно и познать. А следовательно, всякие догматы вторичны.

Его точку зрения иногда называют раннегуманистической - так как логическим выводом из нее было то, что коль скоро человек не в состоянии подняться до Бога, надо попробовать Бога (то есть свои представления о нем, потому как ничего другого нет) опустить до себя. А отсюда явствует что человек с его субъективизмом и есть мера всех вещей.

Вот против такого мышления Варлаама - се знание, а се - озарение, се - Бог, а се - человек... - и выступил Палама. По отзывам современиков, он больше всего после Бога любил уединение и молитву, но, познакомившись случайно с сочинениями Варлаама, он покинул свою афонскую келью, взялся за перо - и не выпускал его из рук многие годы. Результатом этого труда стали три "Триады в защиту священно-безмолствующих" и многие другие сочинения.

По Паламе, все исходные аксиомы Варлаама были неверны. Знание и откровение не могут быть противопоставлены друг другу. Человек - не беглый разум, заключенный в темницу тела, а подобие Творца, и способен уподобиться Богу, если его мысли, чувства и дух действуют в согласии друг с другом. Нельзя пренебрегать ни разумом, ни чувствами, ни рациональным знанием, ни образным и эмоциональным восприятием, ни мистикой, ни наукой, ни телесным, ни духовным, но Боже избави противопоставить одно другому! Человек целен, как личность, так же, как целен и сам Бог. Ему не надо опускать Бога к себе - он может сам взлететь к Богу, если поймет, что у него есть крылья! И залог тому - воплощение Христа. На этой посылке и основали свое учение и свою молитвенную практику исихасты.
Варлаам, бегло познакомившись с практикой исихастов, ничтоже сумняшеся объявил ее, как бы мы сейчас сказали, глюком, заметив при этом что-то вроде "На свой пупок надо пялиться меньше". По мнению Варлаама, виденный Паламой свет был обычным самовнушением, а сам исихазм из себя ничего, кроме дикарских полумагических приемов, не представлял - накручивают, мол, себя ребята, и только. Богословие же Паламы - чушь, так как видеть Божественный свет нельзя, потому что нельзя, и спорить тут не о чем. Опять-таки все относительно, кому-то в трансе и свет может примерещиться, но это же не значит, что такой свет есть... Ученый спор кончился тем, что Варлаам объявил Паламу сопляком, неучем, еретиком и богомилом.
Этот спор и разворачивается в заочных диалогах "Триад", которые Палама вел с Варлаамом на протяжении 1337-1338 гг. (впоследствии Палама написал еще много других работ, но эти считаются его классикой).
Исход спора был таков. В 1341 г. Варлаам, использовав свое придворное влияние, вызвал Паламу на суд ежегодного Собора и начал обвинять его по всем правилам западной схоластики: во-первых, во-вторых и в-седьмых... И потерпел поражение: Собор признал его доводы несостоятельными, а спорщикам велели споры прекратить и взаимно примириться. Варлаам, договорившийся в ходе прений до того, что Иисусова молитва требует уточнений, оказался в изоляции.
Видя, что большинство иерархов нутром не приемлют его мудрствования и склонны симпатизировать скорее живому и вдохновенному мистику Паламе, Варлаам, якобы в интересах церковного мира, признал, что заблуждался насчет Света - и в тот же день бежал. Бежал не к кому иному как к папе, которому посвятил столько ядовитых слов, и через год, приняв католицизм, по протекции Петрарки был назначен епископом Джерраче в своей родной Калабрии. Где и писал еще и еще - уже в защиту католицизма. В Италии поднимало голову Кватроченто, идеи Варлаама были востребованы, неудобных афонских мистиков рядом больше не было. Но историю перевертыша Варлаама мы тут и окончим.

В Греции исихазм сохранился лишь на Афоне, но в конце XIV-XV вв. он неожиданно обрел вторую жизнь на Руси, куда его принес митрополит Киприан. Крупнейшим русским исихастом был Сергий Радонежский, разными сторонами учения Паламы вдохновлялись Иосиф Волоцкий и Нил Сорский, идеи и мироощущение исихазма просто бьют ключом из работ Андрея Рублева и Феофана Грека... Потом настали опричнина, Смутное Время... и традиция растаяла. В течение тех трехсот пятидесяти лет, что православие повторяло зады заимствованого через Киев католического школьного богословия, исихазм не вмещался в синодальные рамки, но лучшие подвижники православного мира - среди них, Серафим Саровский, Иоанн Кронштадтский и Амвросий Оптинский были исихастами.”

Текст, как Вы видите, современный, полемический и довольно острый, но все события изложены верно.

Итак, разница в монашеском духовном опыте Запада и Востока окончательно была выявлена и обозначена в споре в XIV веке. Восток принял точку зрения Григория Паламы, Запад - Варлаама Калабрийского.

Приговор Востока – человек может соединиться с Богом, обрести Его и видеть Нетварный Свет уже при жизни.

Приговор Запада – человек может соединиться с Богом, обрести Его и видеть Нетварный Свет, но - только после смерти, в раю, и поэтому на земле должен не стремиться к несбыточному, а спасаться делами.

Поэтому, на Востоке монах жил в лесу, размышлял, молился, созерцал и кормил попутно  с рук птиц и медведей, на Западе – писал книги, умерщвлял плоть, спорил, миссионерствовал, двигал науку. Ну и попутно довольно агрессивно спасал кого мог  - это к вопросу об Инквизиции.

То есть отсюда, из возможности или невозможности – и разница путей.

Теперь, Мелиан, к Вам – второй вопрос: В чем заключается монашеский путь?

Я не буду Вас путать и сразу обозначу: пути делятся в основе на внутренние и внешние, деятельные и созерцательные – это основная классификация путей в духовной жизни. Ну а по частностям – жду Вашего ответа.

[Melian]

Действительно, очень интересно, Лан! Само собой, я знала про разделение церквей в 1054 году - т.н. Великий Раскол, но по поводу монашества и его последующего разделения на две, скажем так, школы, Западную и Восточную. Имена Григория Паламы и Варлаама Каламбрийского слышала, конечно, но как-то не вдавалась в их труды и взгляды.
Ваш текст многие вещи проясняет.

Теперь - ответ на ваш вопрос. Понимаете, это не моя тематика, поэтому в данном контексте я буду говорить цитатой, которая наиболее близко выражает моё отношение к пути монашества. Но опять же: на правильность её не претендую, скажем так - я подозреваю, что изначально путь заключался именно в этом:

Теперь, Мелиан, к Вам – второй вопрос: В чем заключается монашеский путь?

Я не буду Вас путать и сразу обозначу: пути делятся в основе на внутренние и внешние, деятельные и созерцательные – это основная классификация путей в духовной жизни. Ну а по частностям – жду Вашего ответа.

Я, должно быть, ограничусь внешними путями, потому что внутренние пути мы обозначили как цель монашества.

Чин пострижения в монашество напоминает погребение, а монах – мертвеца, который добровольно ложится в гроб. Монах умирает для мира – того мира, который, по словам Спасителя, «во зле лежит», мира, с его полуязыческими обычаями, укладом, законами и представлениями о добре и зле, мира, как сгустка страстей. Монах, умирая, рождается вновь, чтобы жить жизнью духа, в которой отражается тайна и радость будущего века. Когда монах мертв для мира, тогда он жив для Бога; когда он жив для мира – то мертв для Бога.

К смерти для мира и страстей, через которые демон борется с монахом, есть два пути: безмолвие и уединение в пустыне, что в настоящее время почти невозможно, и послушание, в котором монах отвергает свою волю – источник греха.

Архимандрит Рафаил (Карелин).

По чести говоря, дальше то, что написал архимандит Рафаил, меня уже изрядно пугает:
"Монах, восхищающийся восходом и закатом солнца, любующийся цветами и струями реки, наслаждающийся пением птиц, мирской поэзией и музыкой – теряет чувство небесной красоты: он еще в страстях, он еще жив и открыт для этого мира. Кто находится в искреннем послушании, тот только едва соприкасается с земным и внешним, а душой пребывает с Богом: послушание, как огненная стена, становится между ним и миром. Только послушание и молитва открывают человеку его собственное сердце, иначе страсти как темный покров закрывают сердце и делают его непроницаемым для духа".

Таким образом, путь выражается через послушание, недаром же в монастырях есть послушники. Послушание, смирение, непрестанная молитва - вот путь монаха.

Вот слова о монашестве, понравившиеся мне больше:
"Идущий по пути монаха, развивает в себе качества чуткого восприятия мира, отзывчивости на страдания других людей, незлобивости, смирения и отказа от земных ценностей.
Достигается это во многом благодаря методикам сосредоточения внимания на соответствующих планах бытия. К примеру, непрерывная молитва Господу, является одним из наиболее серьёзных инструментов работы над собой"

[Melian]

И - по поводу того состояния Божественного Света, которые вы так замечательно описали - мне хотелось бы отдельно выразиться, так сказать. Мы мало сейчас знаем о Благодати - состояния света, блаженства и покоя, которые вы описали словами Мотовилова, ученика и друга преподобного Серафима Саровского, как мне кажется, потому, что современные монахи его либо не достигают, либо же - не ставят себе таковой цели. Либо - просто не могут достичь?
Знаете, там, в Дивеево, где был Серафим Саровский, до сих пор светло и радостно, словно бы часть этого света сохранилась.

Между тем, лишь подобный мистический опыт убедил бы, к примеру, многих скептиков, что люди достигают этой Благодати не только в своей душе, ведь свидетельства этой Благодати, как говорится, налицо!
Но - кажется, я начинаю понимать: если есть внешнее свидетельство Благодати, тогда же будет сразу видно, кто достиг этого Просветления ( а ведь и буддисты говорят именно о Просветлении), а кто - не достиг. Поэтому нужно было отвергнуть даже саму такую возможность, чтобы других "не ввести во искушение", как говорится.

И ваши аналогии с эльфами понятны: да, лица аманэльдар сияли светом, а Глорфиндел Гондолинский мог и сам светиться. Но вдумаемся: если бы нынешние эльфы определяли друг друга по наличию/отсутствию этого света, как и по наличию/отсутствию некоей внешней  неоспоримой черты ( острые уши, свидетельствую, и у гоблинов бывают:), а у эльфа их может не быть) - стало бы сразу видно, кто эльф, а кто нет, и именно это многим бы не понравилось.
 

[Una]

Теперь - ответ на ваш вопрос.

Мелиан - все и так и не так.

Путь, если говорить образно, - это просто дорога, ведущая к цели.

Как я уже говорила, путь делится на внешний и внутренний.

Что есть внешний путь? - Аскетизм, поклоны, пост, службы в храме, чтение молитв, добрые дела, послушание, милостыня, воздержание всех его видов – от сексуальной жизни, от вина, многоядения, от многословия и тд и тп – список Вы можете продолжить сами. Сюда же можно отнести и гробы, и вериги, и власяницы и многое другое.

Теперь что есть путь внутренний или умное делание. Нет, Мелиан, внутренний путь и цель – вещи разные.

В первую очередь к внутреннему пути относится молитва, не как чтение псалмов и канонов, а молитва, как связь, как таинство внутреннего соединения души с Богом.
О молитве можно писать очень много, поэтому я ограничусь лишь коротким перечислением:
Молитва бывает обычной устной, и это относится больше к пути внешнему, внутренней – умной, и, как высшая степень молитвы, - созерцательной. Венец молитвы – созерцание в безмолвии.

Так же к внутреннему пути относятся размышления о Боге, самопознание, покаяние, милость к ближним и умение прощать, память о Боге, хранение ума и тд, и как итог – достижение состояния внутреннего мира, покоя, радости и любви. То есть вся направленность внутреннего пути - это направленность к миру, свету и радости, как я тоже уже писала в своих комментах о Хильдегарде.
В контексте внутреннего пути отказ от радостей брака или хранение целомудрия преследует только одну цель - полностью посвятить все силы своей души выбранному пути. Но никакого негативного отношения к общению полов или браку при этом нет, напротив брак - одно из величайших таинств. Если Вас интересует конкретно этот аспект применительно к эльфам, то можно будет отдельно об этом поговорить.

Как соотносятся внешнее и внутреннее делание?

Вот Вам высказывания о путях одного из мистиков монашества свт. Игнатия (Брянчанинова):

«Мир высоко ценит телесные подвиги и лишения, – писал святитель Игнатий, – не разбирая того, правильно ли, полезно ли употребляются они или погрешительно и в тяжкий душевный вред; мир особенно уважает то, что действует удачно на телесные чувства, что соответствует понятиям мира о добродетели и о монашестве; мир любит то, что льстит и угождает ему»[2]. «Важная примета кончины монашества (а состояние монашества для святителя Игнатия было индикатором общего состояния христианства. – В.Д.) – повсеместное оставление внутреннего делания и удовлетворение себя наружностию на показ»[3]. «Прежде умное делание было очень распространено и между народом, еще не подвергшимся влиянию Запада. Теперь все искоренилось; осталась личина благочестия; сила иссякла. Может быть, кроется где-либо, как величайшая редкость, какой-либо остаток прежнего. Без истинного умного делания монашество есть тело без души»[4].
«Подвиг сверх силы, — говорит святитель Игнатий Брянчанинов, — по учению святых отцов, очень вреден и приносит или смущение, или самомнение, или то и другое попеременно, что и служит доказательством, что в сверхсильном подвиге нет истины, но он есть ложное состояние души».

"…те, которые читают 3акон Божий телесно, полагают исполнять его одними внешними делами, без мысленного подвига, не разумеюще, ни яже глаголют, ни о нихже утверждают…"

Так же он писал, что спастись одним внешним путем без внутреннего невозможно, а внутренним без внешнего — возможно вполне.

Свт. Феофан Затворник:

«Эгоизм образуется от внешних подвигов без внимания к помыслам...».

А вот что говорил о путях преподобный Серафим:

«- Но никто, - продолжал отец Серафим, - не сказал вам о том определительно. Говорили вам: ходи в церковь, молись Богу, твори заповеди Божии, твори добро - вот тебе и цель жизни христианской. А некоторые даже негодовали на вас за то, что вы заняты не богоугодным любопытством, и говорили вам: высших себя не ищи.

Молитва, пост, бдение и всякие другие дела христианские, сколько не хороши они сами по себе, однако не делании только их состоит цель нашей христианской жизни, хотя они и служат необходимыми средствами для достижения ее. Истинная же цель жизни нашей христианской состоит в стяжении Духа Святого Божьего. Пост же, и бдение и молитва, и милостыня, и всякое Христа ради делаемое доброе дело суть средства для стяжания Святого Духа Божьего. Заметьте, батюшка, что лишь только ради Христа делаемое доброе дело приносит нам плоды Святого Духа.

- Стяжание все равно что приобретение, - отвечал мне он, - ведь вы разумеете, что значит стяжание денег. Так все равно и стяжание Духа Божия. Ведь вы, ваше Боголюбие, понимаете, что такое в мирском смысле стяжание?

- Стяжайте благодать Духа Святого и всеми другими Христа ради добродетелями, торгуйте ими духовно, торгуйте теми из них, которые вам больших прибыток дают. Собирайте капитал благодатных избытков благодати Божией, кладите их в ломбард вечный Божий из процентов невещественных... Примерно: дает вам более благодати Божией молитва и бдение, бдите и молитесь; много дает Духа Божиего пост, поститесь, более дает милостыня, милостыню творите, и таким образом о всякой добродетели, делаемой Христа ради рассуждайте. Вот я вам расскажу про себя, убогого Серафима. Родом я из курских купцов. Так, когда не был я еще в монастыре, мы бывало, торговали товарами, который нам больше барыша дает. Так и вы, батюшка, поступайте, и, как в торговом деле, не в том сила, чтобы больше торговать, а в том, чтобы больше барыша получить, так и в деле жизни христианской не в том сила, чтобы только молиться или другое какое-либо доброе дело делать. Хотя апостол и говорит, непрестанно молитесь, но да ведь, как помните, прибавляет: хочу лучше пять словес рещи умом, нежели тысячи языком. И Господь говорит: не всяк глаголяй Мне, Господи, Господи! спасется, но творяй волю Отца Моего, то есть делающий дело Божие и притом с благоговением, ибо проклят всяк, иже творит дело Божие с нерадением. А дело Божие есть: да верует в Бога и Его же послал есть Иисуса Христа. Если рассудить правильно о заповедях Христовых и апостольских, так дело наше христианское состоит не в увеличении счета добрых дел, служащих к цели нашей христианской жизни только средствами, но в извлечении из них большей выгоды, то есть вящем приобретении обильнейших даров Духа Святого.»

То есть, говоря обычным языком, всякий путь хорош, но не всякий путь нам подходит. Где же критерий? А критерий — только наша уникальность, наше индивидуальное каждому Богом данное устроение души, и каждый человек сам ищет для себя, что же приносит ему наибольшую прибыль в делании и какой путь ему подходит больше всего для достижения цели.

Поэтому вериги и пост — это не цель и не смысл монашества, это один из путей и неизвестно еще вреден он или полезен выбравшему этот путь. Мы должны, в первую очередь, познать самих себя, чтобы сделать свой выбор правильно правильно и не заблудиться - не пойти к себе вместо того, чтобы пойти к Свету Амана.

Вывод — одного пути в монашестве нет, Мелиан. И ответственность за выбор пути и сам выбор — личное дело каждого.

Ну а насчет природы – то это только мнение отца Рафаила, его личный путь, который не распространяется на других. Вот, скажем, мнение другого отца – общепризнанного старца Порфирия Афонского:

“Что такое таинства? - Добро, разлитое в природе, — это таинство. Разве не прекрасен разноцветный цветок, который привлекает тебя и побуждает любить себя? Ты подходишь к нему, а у него такой тонкий и благородный аромат, что по­буждает тебя еще больше любить его. Это и есть доб­ро. И разве это не таинство? Откуда эти краски, отку­да этот аромат? То же самое можно сказать и о птицах, о зверях, о живущих в воде. Все выражает благость Бо­жию… “

Старец Порфирий приручил орла, как Герасим - льва, а Серафим и Сергий - медведей, и страстно любил природу.

Вот что говорил о природе Никон Оптинский:

"То, что я получаю от природы, раньше мне было неизвестно. Этим может наслаждаться только человек, жи­вущий среди природы. У нас в скиту — рай земной, который мне еще дороже потому, что я здесь надеюсь приобрести рай Небесный. Утешает нас Господь, живущих среди при­роды, убежавших от мнимых удобств жизни городской.."

Так что частное мнение отца Рафаила - это частное мнение отца Рафаила.

Я расскажу Вам одну историю из жизни валаамского монашества, которую я не нашла в сети. Расскажу по памяти:

Однажды на Валааме, на одном из островов жили два монаха отшельника. Один выбрал для жизни суровую местность, поросшую елями, куда не проникало солнце, и жил в сырой землянке с замшелой дверью. Он ходил только в черном, не принимал людей и никогда ни с кем не говорил ни слова, никогда не улыбался, только постился и молился. Был суров, спал на деревянной лавке, и никогда не ел ничего, кроме воды и сухого хлеба.

А в другой, солнечной части острова жил второй отшельник. Он выстроил небольшой уютный домик, развел много цветов и держал пчел. Ходил только в белой одежде и постоянно пел. Когда приезжали гости, он встречал их с любовью и радушием, смеялся, угощал чаем и медом, разговаривал с ними, утешал и наставлял. И когда они отплывали на лодке, он стоял на берегу и махал им рукой, а потом они слышали, как он поет, работая в своем саду.

Это вызвало вопросы – и братия собрались, чтобы решить вопрос – кто же из них прав? Кто более свят? Три дня длился Собор и пришел к выводу – оба. Просто – каждому свое.

И, напоследок, - некоторые иллюстрации:

Сергий Радонежский



Серафим Саровский



Амвросий Оптинский





Обратите внимание, что все они, как сохранила память, а в случае с Амвросием Оптинским и прижизненные изображения, носили в быту не черные, а – белые одежды.

Это – так, к вопросу о пути Хильдегарды, которая видела Свет, и о белых одеждах сестер ее монастыря. Это был просто их путь.

Благодати - состояния света, блаженства и покоя, которые вы описали словами Мотовилова, ученика и друга преподобного Серафима Саровского, как мне кажется, потому, что современные монахи его либо не достигают, либо же - не ставят себе таковой цели. Либо - просто не могут достичь?

Я думаю – и первое, и второе. В основном, православное монашество сейчас строится по западным образцам. Просто монашество - это море, где есть очень много светлых людей и очень много людей, сбившихся с пути. Судить о первых по вторым не стоит, как и считать, что монашеский путь - это только вериги, только пост и умервщление плоти.

Мы разобрались? Или у нас есть еще неразрешенные вопросы?

[Melian]

Всеобъемлюще, что тут скажешь - примите респекты, Лан! Даже с иллюстрациями, что вообще очень радует.

Мы разобрались? Или у нас есть еще неразрешенные вопросы?

Неразрешённый вопрос только один: как по-вашему, исходя из всего вышеперечисленного, подходит ли этот путь для эльфов? Путь монашества? Даже учитывая, что это абсолютно разные пути, одни из которых ведут к Божественному Свету и радости, другие - блуждают во тьме, сопровождаемой веригами и всем остальным?
Понимаете, в чём задача...лица аманэльдар светились этим светом САМИ ПО СЕБЕ, без каких-либо ограничений, приводящих людей к состоянию Просветления.

Во всём же остальном - весьма и весьма познавательный экскурс, открывший для меня много нового, особенно касаемого Божественного Света и процесса "обожения".  Я не знала, что этого состояния можно достигать.
И то, что все пути, и внешние и внутренние - различны, я считаю, вы вполне внятно объяснили. Есть же люди, стремящиеся к радости и белым одеждам, а есть - стремящиеся к аскетизму и чёрным.  И оба этих типа людей находят СВОЙ путь к Богу, как вот эти два монаха на Валааме. Действительно, каждому своё.

Ещё вот этот момент показался мне очень интересным:

Обратите внимание, что все они, как сохранила память, а в случае с Амвросием Оптинским и прижизненные изображения, носили в быту не черные, а – белые одежды. Улыбающийся

Это – так, к вопросу о пути Хильдегарды, которая видела Свет, и о белых одеждах сестер ее монастыря.  Это был просто их путь.

То есть получается, что Свет и Тьма лежат не на каких-либо путях, а в наших душах. И если душа темна, то даже на светлом пути к Богу тебя будет тянуть к тёмным одеждам, истязанию плоти, веригам и прочим "радостям", а если душа у тебя светлая, то будешь тянуться  к свету и искать в Божественном его потоке радость.

И да, особенно важное - вывод.

В основном, православное монашество сейчас строится по западным образцам. Просто монашество - это море, где есть очень много светлых людей и очень много людей, сбившихся с пути. Судить о первых по вторым не стоит, как и считать, что монашеский путь - это только вериги, только пост и умервщление плоти.

При этом пришло в голову, что светлых людей в монашестве мы наблюдаем в основном из прошлого, а ныне очень много сбившихся с пути. И да, православное монашество сейчас строится по западным образцам - не в этом ли кроется и отгадка?

[Una]

Неразрешённый вопрос только один: как по-вашему, исходя из всего вышеперечисленного, подходит ли этот путь для эльфов? Путь монашества?

Теоретически – почему бы и нет.

Эльфы, как никто, одарены в духовном смысле, и, кстати, поэтому постоянно холиварят по поводу Света и Тьмы, религии и прочего – значит, им это не безразлично.

Эльфы обладают врожденным мистическим чувством постоянного присутствия Творца. Они - дети Эру, и, если человек легко забывает о Боге, то эльф - никогда. Даже если переходит на другую сторону и становится Его противником.

Эльфы не распущенны сексуально и вполне способны контролировать свои влечения, выбирая, как приоритет дух, а не тело. Вспомните – влюбленный эльф мог прожить всю жизнь одиночкой, если его отверг предмет его любви, то есть эльфы способны посвятить всю свою жизнь одному чувству, одной любви, одной цели.

Эльфы не склонны к обжорству и пьянству, и, в общем, их врожденная душевная конституция вполне подходит для того, чтобы полностью посвятить себя Богу.

То есть – да, эльф вполне может стать монахом, что, кстати, нередко и происходит.

Но практически – если эльф не попадет в свою среду, где настоятель тоже эльф и собрано братство или сестричество из сородичей, то он – обречен.

В монастыре, куда придет эльф должно быть гибкое и умное руководство, учитывающее индивидуальную уникальность каждой личности, там должны легко относится к потребности эльфа общаться с природой и заниматься творчеством, ценить и шутку и музыку, должно быть уважение друг к другу и взаимная поддержка. Желательно, чтобы монастырь был расположен в красивом месте, а не в городе. Это все – возможно и ничему не противоречит, то есть с внешним уставом монастыря здесь разногласий нет, а внутренний устав, то есть внутренние взаимоотношения – в ведении настоятеля. Пример – монастырь под руководством Хильдегарды.

Но вот – где взять такой монастырь? Их или нет, или исчезающе мало. Почему? Объясню как-нибудь. Мне бы здесь не хотелось касаться, скажем так, политики.

А если эльф попадает в другую, чужую ему среду, то... лучше ему туда не попадать – там и людям-то тяжело.

Но теоретически, еще раз повторяю, если эльф пожелает, то из него может получиться прекрасный духовно одаренный монах – не внешнего, а внутреннего, мистического направления.

То есть, мой ответ – да.

Понимаете, в чём задача... лица аманэльдар светились этим светом САМИ ПО СЕБЕ, без каких-либо ограничений, приводящих людей к состоянию Просветления.

Ну... то аманэльдар. Сейчас-то, среди нас, они есть? Но память и тяга к Свету Амана как раз и может призвать современных нам потомков аманэльдар на этот путь.

То есть получается, что Свет и Тьма лежат не на каких-либо путях, а в наших душах. И если душа темна, то даже на светлом пути к Богу тебя будет тянуть к тёмным одеждам, истязанию плоти, веригам и прочим "радостям", а если душа у тебя светлая, то будешь тянуться к свету и искать в Божественном его потоке радость.

Вы спрашиваете, по Вашему критерию, у человека с темной душой – я люблю черный цвет в одежде. Правда до вериг руки пока не дошли, а БДСМ мне как-то чужд.

Все на самом деле сложнее, но, если сильно упростить, то – да, можно и так сказать. Человек – сам себе рай и сам себе ад – не помню, кто сказал. И еще кто-то добавил: причастные Царству обретают его в себе уже здесь, на земле.

Есть же люди, стремящиеся к радости и белым одеждам, а есть - стремящиеся к аскетизму и чёрным.

Ну что Вы, Мелиан, я совсем не стремлюсь к аскетизму.

При этом пришло в голову, что светлых людей в монашестве мы наблюдаем в основном из прошлого, а ныне очень много сбившихся с пути. И да, православное монашество сейчас строится по западным образцам - не в этом ли кроется и отгадка?

В этом. Сейчас монахов ведут преимущественно по пути внешнему, не оставляя им на внутреннее ни сил, ни времени. Да и наставников почти нет. Но на самом деле светлых людей в монашестве у нас еще очень много, просто "святые последних дней скроют себя" (с). Говоря современным языком – они просто стараются себя не афишировать.

[Una]

Мелиан – вот Вам, к слову, некоторые легенды и предания про монахов и всяких зверей со смешными изображениями на иконах и картинках.

Преподобный Еллий жил и скончался в IV веке. С детства отданный в монастырь, он был воспитан в благочестии, воздержании и целомудрии.
Возмужав, он удалился в египетскую пустыню, где непрестанным подвигом достиг высокого совершенства в духовной жизни: обладал даром прозорливости, знал все мысли и душевные расположения беседовавших с ним иноков. Великая вера, душевная простота и глубокое смирение позволяли святому Еллию повелевать дикими животными. Однажды, когда преподобный нес в пустынную обитель тяжелую ношу и очень утомился, он, помолившись, подозвал к себе дикого осла и возложил на него свою ношу. Осел покорно доставил груз святого до места и был отпущен обратно в пустыню. В другой раз, когда преподобному Еллию надо было переправиться через реку, а лодки не было, он вызвал из воды крокодила и, став на его спину, благополучно переправился на противоположный берег.



В IV веке, когда император Ликиний преследовал христиан, жители города Севастии упросили своего епископа св.Власия покинуть город, чтобы скрыться от преследований и мучений. Св. Власий послушался любящих его людей и поселился на горе Аргеос, окруженной лесами, в которых было много зверей. Дикие звери часто приходили к пещере святого. Они терпеливо ждали, когда он закончит молиться. Старец выходил из пещеры и благословлял зверей, а они начинали радостно бегать, ползать, прыгать… лизали святому руки и ласкались к нему. Больных зверей Власий исцелял, возлагая на них руки.
Однажды слуги императора охотились у горы Аргеос и увидели множество играющих животных. Причем львы не обижали оленей, а медведи не трогали косуль. Святой Власий заметил охотников издалека. Он благословил зверей и тихо сказал им:
— Убегайте скорее, а то охотники убьют вас!
Когда охотники подошли ближе, они увидели, что зверей и след простыл, а перед ними стоит седой старец.



Это было в III веке. Недалеко от города Кесарии Каппадокийской, на горе, жил святой Мамант. День и ночь он молился за людей, просил Бога, чтобы язычники уверовали во Христа. Питался святой молоком диких коз, из него же делал сыр. Иногда он спускался с горы и раздавал сыр бедным.
Но правитель города ненавидел христиан и жестоко преследовал их. Однажды он послал воинов, чтобы они нашли святого Маманта и привели в город. Воины быстро нашли на горе хижину святого.
— Проходите, дети мои, угощайтесь, — ласково приветствовал воинов старец. Он накормил их сыром и молоком.
Вдруг в хижину стали заходить звери. Сначала зашли лани и козы, потом гиены и львы. Воины испугались.
— Не бойтесь, это мои друзья, — успокоил их Мамант.
Воины удивились такой дружбе, им стало жалко уводить старца на неминуемую гибель.
Но если они не выполнят приказ, правитель убьет их. Старец как будто услышал мысли воинов и сказал:
— Дети мои! Я не хочу, чтобы вы пострадали из-за меня. Ведите меня к правителю.
И воины повели святого в город. Всю дорогу святого Маманта сопровождал самый большой его друг — лев.



На древней иконе – забавная такая зверюга.

Очень люблю про Герасима:

Другой святой V века, преподобный Герасим, жил в монастыре в пустыне Иорданской. Однажды преподобный молился в пустыне. Вдруг он услышал страшный рев и увидел льва. Лев, хромая, шел к преподобному Герасиму и, подойдя, протянул ему больную, гноящуюся лапу. Святой увидел, что в лапу вонзилась большая колючка. Лев смотрел на старца страдающими глазами.
-- Что, друг, очень больно? – спросил старец. – Потерпи, сейчас я тебе помогу.
Он вынул из лапы занозу, очистил рану и перевязал куском ткани. Ласково погладив зверя по косматой гриве, старец отпустил его. Но лев не ушел. С тех пор он стал всюду ходить за преподобным, как ученик за учителем, и во всем его слушался.



В монастырь, где жил преподобный Герасим, воду привозили из реки Иордан на осле. Старец поручил льву охранять осла, когда тот пасется на берегу. Лев усердно выполнял это послушание. Но однажды он заснул в тени под пальмой. А в это время мимо проходил караван верблюдов. Хозяин каравана увидел, что осла никто не сторожит, и, подумав, что осел заблудился, увел его.
Когда лев возвратился в обитель без осла, Герасим сказал ему:
-- Ты съел осла? Если так, тебе придется делать всю его работу!



Лев виновато опустил голову.
С того времени лев стал усердно исполнять свое новое послушание – носить в монастырь воду.
Через некоторое время тот же самый караван возвращался обратно. С высокого берега лев увидел своего осла и радостно бросился к нему. Купец, испугавшись льва, убежал, оставив свой караван. А лев взял губами уздечку – так он делал и прежде – и привел осла в обитель.



Лев подвел осла к старцу. Герасим погладил льва и, улыбнувшись , сказал:
-- Я напрасно бранил тебя. Ты честный зверь, и я даю тебе имя -- Иордан.
Еще долго жил в монастыре лев  Иордан. Когда преподобный Герасим совсем состарился и умер, лев затосковал, перестал есть. Потом он лег  на могилу старца, зарычал так, что задрожал воздух, и умер.

А это – Серафим Саровский:



Вообще животные на иконах и изображениях очень трогательные.

[Aevon_maeth]

При этом пришло в голову, что светлых людей в монашестве мы наблюдаем в основном из прошлого, а ныне очень много сбившихся с пути.

Позвольте мне разместить здесь довольно большую, но любопытную статью. О неофитах и о том, что же они привнесли в церковь. И о "болезни" современного монашества, в том числе.

Осторожно: неофит! Пути и ошибки новоначальных

Георгий Дублинский

Японская поговорка гласит: «Когда в семье рождается ребенок, вся семья учится говорить».

Перефразируя эту восточную мудрость, можно, к сожалению, сказать: «Когда в семье появляется христианин, все его близкие становятся мучениками». Если сейчас эти строки читает один из таких близких, думаю, он со мною согласится. Если же их читает один из таких христиан, то титула, меньшего, чем клеветник, я не получу. Не буду сочувствовать первому – мученики в сочувствии не нуждаются, не буду также оправдываться перед вторым (дело совершенно бесполезное и, кстати, небезопасное). Просто хочется поделиться теми мыслями, которые накопились за время моего «христианства». Тем, кто удивится, что слово христианство я взял в кавычки, скажу, что раскавыченное оно больше подходит к святым, и пусть не обвиняют меня в смиреннословии.

Но прежде о терминах. Все те духовные недуги, о которых ниже пойдет речь, будут именоваться одним словом: неофитство. Может быть, это неправильно – объединять недуги, имеющие различное происхождение и течение. Наверное, это ненаучно. Но моя статья – не научный трактат, а реакция живого организма на боль.

В Церкви сложилась традиция, согласно которой считается, что неофит – это человек, не пробывший в Церкви десяти лет. Но дело вовсе не только во времени. Неофитом можно остаться на всю жизнь. Этот период можно сократить. Можно ли его миновать? Не знаю. Не уверен. По крайней мере, все мои знакомые, и я сам в первую очередь, прошли через этот отрезок времени, кажущийся тебе таким возвышенным и прекрасным. Прекрасным, потому что Господь подает новокрещенному, воцерковляющемуся человеку, по словам Макария Великого, залог Святого Духа. Но вот людям, окружающим нас в этот период нашего духовного младенчества, небо с овчинку кажется от напыщенных поучений, фарисейских молитвословий и совращений в Православие.

Нельзя назвать нормальным человека, который заявляет: «Это, мол, старцы помолились, чтоб телевидения у нас не было, потому что оно душу развращает, вот Останкинская башня-то и сгорела!» То, что при этом заживо сгорели три человека, очевидно, и было результатом их благой молитвы. Или, например, такой пассаж. Женщина, не дочитавшая, может быть, до конца Новый Завет, но выучившая назубок «Добротолюбие», бросает малолетних детей, мужа и всю мирскую скверну и отправляется (нередко по благословению младостарца) спасаться в какой-нибудь монастырь. Достаточно вспомнить о недавней истерии, развернутой вокруг пресловутых штрих-кодов. По этому вопросу было опубликовано постановление Священного Синода. Но решение Синода для наших православных не указ. Сразу усилился шепот (он, собственно, никогда не умолкал) о том, что наши-то епископы, известное дело, – экуменисты, еретики, разве можно их слушать? Настроения эти всячески распространяют и поддерживают так называемые «старцы» по монастырям и в миру.

Известный всему русскому православному народу архимандрит Иоанн (Крестьянкин), которого, думаю, можно с полным правом назвать истинным старцем, пишет: «Сейчас эти документы в том виде и с такой подачей опасности для нас не представляют. Запомни и уясни для себя волю Божию: Сыне, даждь Ми твое сердце. Не паспорт, не пенсионное удостоверение, не налоговую карточку, но сердце! Все те смущения, смятения и неразбериха для того так властно и входят, что нет живой веры, нет доверия Богу». Но даже мнение такого человека, как отец Иоанн, для неофитов ничто.

Вообще неофитство существует, сколько стоит Церковь. Даже можно сказать – неофитство старо, как мир. История сообщает нам немало фактов о неумеренно восторженных христианах, творящих вред себе и другим. Приведу всем известный пример. У некоего старца был ученик, который страстно возжелал мученичества. Напрасно старец вразумлял его: «Пора мученичества прошла. Бог призывает тебя к другим подвигам. Ты только научись Его понимать». Тот и слушать не желал. Благослови на мученичество, и все тут! Выбив из старца благословение, он пошел в пустыню, набрел на сарацинов, и, не выдержав пыток, отрекся от Христа.

Сама по себе восторженность неплоха. Но в духовной жизни она может быть страшна. Удивительное дело! Казалось бы, восторженность должна свидетельствовать о мягкости души человека. На мой взгляд, восторженный человек – это большой ребенок. Мир для него удивителен и желанен, как подарок, поэтому он и вызывает у него восторг. Но душа неофита крепка, как гранит, и глуха, как гроб.

Английский писатель Честертон сказал о ком-то: «он был здоров душою, ибо знал скорбь». Неофит душою болен, ибо не ведает скорбей. Он не ведает ни жалости, ни милости. Тот же Честертон в другом месте писал: «определить здоровую душу нетрудно: у такого человека трагедия на сердце и комедия на уме». У неофита же не только нет трагедии в сердце. У него нет самого сердца. На все случаи жизни у него имеются расхожие правила, на любую человеческую боль – прописные истины. Но его истина убивает, а не животворит, уводит в рабство, а не делает свободным. Сам неофит бодр и оптимистичен. Правда, его оптимизм за счет других. Это оптимизм людоеда. Он построил из обрядов и закона высокий замок, и оттуда взирает на копошащихся червей.

Напрасно неофитов иногда сравнивают с фарисеями. Фарисеи этого, право же, не заслужили. Если верить святителю Иоанну Златоусту, они даже способны к покаянию. Именно так он понимает приход фарисеев к Иоанну Крестителю. Когда ко Христу привели женщину, взятую в прелюбодеянии, Его обступала толпа фарисеев. И, помнится, ни один камень не полетел-таки в несчастную. Если бы Христа окружали неофиты, на женщину обрушился бы целый град камней. Фарисеи знали за собой тайные грехи, и слова Спасителя устыдили их.

Неофиты не имеют грехов. Не знаю, в чем они часами каются на исповеди. С уст их не сходят слова: простите меня, грешную, «аз есмь пучина греха». Но когда они узнают, что их ближний делает что-то, что не вмещается в их благочестие, они превращаются в того самого должника, который за свои сто динариев готов был задушить. «Как! Ты держишь дома собаку? Это же скверное животное! Тебе нельзя причащаться!» Знал бы Святейший Патриарх, у которого дома не одна, а целых две дворняжки, что причащаться ему нельзя! «Ты постоянно болеешь, видно, у тебя много грехов. Тебе надо покаяться!» Я вполне готов предположить, что Книгу Иова они не читали, и о друзьях Иова они не слышали. Но о русских православных святых, которые болели всю жизнь и от слабости иной раз не могли пошевелить рукой, должны бы знать. По их логике, Амвросий Оптинский и Игнатий Брянчанинов – самые отъявленные грешники. Святитель Иоанн Златоуст в первой беседе о статуях приводит восемь (!) различных причин, по которым болеют христиане. Не худо бы с ними ознакомиться.

Какая бы давняя дружба не скрепляла вас с неофитом, если только неофит вообще способен к дружбе, все рушится в один момент, когда он узнает о вас нечто. Это может быть все что угодно. От ношения платья с открытыми плечами до смотрения телевизора. Тогда вашу дружбу уже ничто не спасет.

Способен ли какой-нибудь грех привести неофита в чувство покаяния? Личный опыт общения с людьми подобного рода показывает, что, даже впадая в откровенные, грубые грехи, такие как блуд, человек с подобным устроением души каким-то непостижимым образом умудряется оставлять за собой право осуждать других и даже имеет самодвижную Иисусову молитву. Такой человек бодр и весел.

В первые же дни своего христианства он овладевает благочестивым сленгом, вроде «Ангела за трапезой!», или «Спаси Господи!». Помнится, одна девушка за столом попросила у соседа: «Благословите чайник!» Через много лет я услышал фразу, которая могла бы послужить ей прекрасным ответом: «Благословляется и освящается чайник сей!»

Неофит влюблен в себя. Он обожает свою праведность. Ко всему прочему, он – пророк. Да, да, он знает волю Божью! Это святые смиряли свою плоть, чтобы проснулся дух, умаляли свою волю, чтобы познать волю Божью. Для неофита все гораздо проще. Воля Божья – это то, что он делает. Он никогда не скажет: прости, я тебя сильно подвел из-за своей невнимательности. Нет – это воля Божья была мне проспать, поэтому я не успел, поэтому я опоздал на деловое свидание, поэтому я ничем не могу тебе помочь. Человек, которого при этом оставили в беде, думает, что это Бог его оставил. Немало нужно веры, чтобы понять, что оставил тебя не Бог, а равнодушный неофит. Все другие для неофита (если они не батюшки) – существа низшего сорта. А если уж этот другой не христианин, то это вообще даже и не человек, а так, грязь.

Вспоминается рассказ из Патерика о том, как однажды Макарий Великий с учеником шел по пустыне. Ученик опередил Макария, и ему повстречался жрец местного языческого капища с вязанкой хвороста на плечах. В голове у ученика было все в полном порядке, и поэтому он обратился к жрецу соответственно: «Куда идешь, бес?», за что и был крепко избит. Когда подошедший Макарий учтиво поздоровался со жрецом, тот удивленно спросил: «Почему ты, будучи христианином, приветствовал меня? Тут проходил до тебя один, тоже христианин. Так он стал ругаться, и я избил его до полусмерти». «Я вижу, ты добрый человек, и добро трудишься, только не знаешь, для чего ты это делаешь», – ответил Макарий Великий. После этих слов жрец крестился и стал христианином. В жизни, к сожалению, нам чаще попадаются ученики, а не Макарий.

Когда человек очень хорошо умеет что-то делать, ему легко возгордиться. Даже когда человек просто много знает, он не всегда бывает свободен от греха превозношения. Но то и удивительно, что неофит просто поражает своей безграмотностью. Да и зачем что-то знать – батюшки и так скажут все, что надо. «Мы без нашего батюшки, как слепые котята», – говорит неофит, и вполне этим доволен.

Как я уже говорил, неофит любит играть в послушание. Монашескими книгами о послушании завалены все церковные лотки. Разгоряченный своими быстрыми успехами в церковной жизни христианин желает возлететь «во области заочны». Напитавшись подобной литературой, которую в прошлом в монастырях старец-духовник не каждому монаху давал, подвижник принимается устроять у себя собственный Афон.

Наместник одного из монастырей, тогда игумен, отец N, рассказывал, как однажды он заметил, что у молодых ребят-послушников от чтения «Добротолюбия» начала ехать крыша. И тогда он посоветовал им почитать что-нибудь другое. В тот день знакомая художница-полиграфист подарила ему свою последнюю работу: иллюстрации к «Винни-Пуху». Вот, почитайте это. Ребята опешили. И до какого места читать? – спросили они, думая, что это розыгрыш. До ловли Слонопотама. Этого вполне хватит. Средство оказалось верным – крыша встала на место. В данном случае послушание сыграло свою добрую роль. Но не всем везет с духовниками. К сожалению, ни длинная белая борода, ни длительность пребывания в Церкви не являются гарантом духовной безопасности. Но это – тема для особого разговора.

Церковные болезни тяжелы. Люди, ими болеющие, доставляют много скорбей окружающим и в первую очередь своим домашним. Людям, далеким от Церкви, они затрудняют дорогу в нее. Человек, искренне интересующийся религиозной жизнью, увидев такого святошу, по нему сделает заключение о всей Церкви. Конечно, можно ему долго объяснять (это очень убедительно делает диакон Андрей Кураев) что, как нельзя судить о Музыке по попсовым шлягерам, а о Живописи по комиксам, так и о Христианстве мы должны судить по христианским святым, а не по первому попавшемуся прихожанину. Можно говорить ему о том, что история Церкви бывает красивой только в плохих книжках. Что в жизни все гораздо сложнее. Или наоборот проще. Но бывают такие встречи с восторженными христианскими пионерами, раны от которых очень долго не заживают.

Один знакомый художник рассказывал, как в двенадцать лет неподалеку от своего дома он рисовал храм. Благочестивые бабушки сломали его этюдник и вытолкали взашей с церковного двора. В следующий раз мой друг зашел в церковь лишь через пять лет – так велик был его страх. Но, слава Богу, страх прошел. А сколько людей, столкнувшись с душевной черствостью (а то и откровенным хамством!) православных христиан, уходят к баптистам, иеговистам, богородичникам. Или же просто делают вывод, что христианство, да и вообще все религии – одно мракобесие. Мне бы не хотелось, чтобы у читателя возникло подобное ощущение от моей статьи. Да, повторяю, церковные болезни тяжелы. Но, наверное, всем необходимо ими переболеть.

Я знаю один город, где благодаря тамошнему благочинному весьма здоровый духовный климат. Человек переносит неофитскую болезнь в весьма облегченном виде и быстро выздоравливает. Так вот, хорошо это или плохо? Не думаю, что очень хорошо. Христианин там похож на антарктического пингвина, не имеющего иммунитета, так как в Антарктике отсутствуют вирусы. Что будет с этим человеком, когда он столкнется с неофитством (а он с ним не может не столкнуться) во всем его великолепии? Христианин, выращенный в тепличных условиях, неморозоустойчив. Важно пройти через неофитство, но не задержаться в нем.

Честертон дает замечательное, прямо-таки святоотеческое определение праведника: праведник строг к себе и снисходителен к другим. В пору духовного младенчества нам не всегда удается это понять. И поэтому со стороны неофитство так малопривлекательно. Но всем нам необходимо переболеть им. И от этого никуда не деться.

В прошлые века в каком-то смысле было проще. Церковное Предание, живое и действенное, ограждало человека от излишнего ригоризма. Восторженность, по большей части, не переходила в сектантство, а благочестие – в изуверство. Но так уж сложилось в нашей трагической истории, что тонкая грибница Церковного Предания после революции была вырвана. Нити, чудом сохранившиеся, восстанавливаются очень медленно и с трудом.

В последние годы в Церковь влился невиданный поток людей. С одной стороны, это замечательно. Гонимая Церковь на наших глазах возрождается из руин. Но с другой – Церковь сильно разбавили. Каждый человек, входя в нее, привносит свои страсти, свое греховное, еще не преображенное Благодатью видение мира. И когда у церковного тела, ослабленного коммунистической диктатурой, оказывается столько новых членов, ситуация напоминает медицинский случай. Если у организма ослаблен иммунитет, то в него легко проникает любой вирус.

Церковь мучительно болеет неофитством. Огромное количество не в меру православных, как назвал их святитель Григорий Богослов, хозяйничают в Доме Божьем, как в своем. Но у нас есть нечто, укрепляющее нашу веру в то, что болезнь пройдет: «А Церковь почти в таком же положении, как мое тело: не видно никакой доброй надежды; дела непрестанно клонятся к худшему». Эти слова принадлежат святителю Василию Великому. То есть им более полутора тысяч лет. Да, болезнь тяжела. Да, тело корчится в конвульсиях. Но Христос сильнее наших грехов. И Он исцелит нас.

Ранее опубликовано:

Отрок.ua. 2005. №1 (12 )
Отсюда http://azbyka.ru/hristianstvo/iskazheniya_hristianstva/4g65-all.shtml

[Una]

Осторожно: неофит! Пути и ошибки новоначальных

Георгий Дублинский

А, ну это да.  Если покопаться можно много всякого нарыть - и про младостарчество, и про суеверия и про что только нет.

[Melian]

Миль пардон, Лан: я с утра успела прочесть ваш интереснейший коммент, но не успела ответить - убегала по делам. Сейчас отвечу, конечно же - сорри, если ждать пришлось!
Изначально - респект за истории со святыми и животными! Мне правда было очень интересно, особенно что касается истории преподобного  Герасима, льва и осла.  Как видите, в противовес Герасиму, утопившему Му-му, был и другой Герасим - которому подчинялись животные. А насчёт  преподобного Серафима Саровского и медведя я историю знаю - её мне рассказали в Дивеево. И дерево-берёзу в форме медведя, которое выросло на могиле Николая Мотовилова, я видела - потрясающее чудо!

Но животные вообще удивительные создания - они чувствуют тех, кто их любит. Даже у меня, хотя я никоим образом не равняю себя со святыми, была достаточно удивительная история. С волком.

Теоретически – почему бы и нет.

Эльфы, как никто, одарены в духовном смысле, и, кстати, поэтому постоянно холиварят по поводу Света и Тьмы, религии и прочего – значит, им это не безразлично.

Эльфы обладают врожденным мистическим чувством постоянного присутствия Творца. Они - дети Эру, и, если человек легко забывает о Боге, то эльф - никогда. Даже если переходит на другую сторону и становится Его противником.

Эльфы не распущенны сексуально и вполне способны контролировать свои влечения, выбирая, как приоритет дух, а не тело. Вспомните – влюбленный эльф мог прожить всю жизнь одиночкой, если его отверг предмет его любви, то есть эльфы способны посвятить всю свою жизнь одному чувству, одной любви, одной цели.

Эльфы не склонны к обжорству и пьянству, и, в общем, их врожденная душевная конституция вполне подходит для того, чтобы полностью посвятить себя Богу.

То есть – да, эльф вполне может стать монахом, что, кстати, нередко и происходит.

Действительно, вполне логичные доводы, с этим не поспоришь. Насчёт же последнего - что эльфы нередко становятся монахами - как раз по моим сведениям достаточно редко за последнее время. Хильдегарда - всё же жила в XII веке.
Но - да, согласна, внутренней духовности им бы для этого вполне хватило.

Но практически – если эльф не попадет в свою среду, где настоятель тоже эльф и собрано братство или сестричество из сородичей, то он – обречен.

В монастыре, куда придет эльф должно быть гибкое и умное руководство, учитывающее индивидуальную уникальность каждой личности, там должны легко относится к потребности эльфа общаться с природой и заниматься творчеством, ценить и шутку и музыку, должно быть уважение друг к другу и взаимная поддержка. Желательно, чтобы монастырь был расположен в красивом месте, а не в городе. Это все – возможно и ничему не противоречит, то есть с внешним уставом монастыря здесь разногласий нет, а внутренний устав, то есть внутренние взаимоотношения – в ведении настоятеля. Пример – монастырь под руководством Хильдегарды.

Но вот – где взять такой монастырь? Их или нет, или исчезающе мало. Почему? Объясню как-нибудь. Мне бы здесь не хотелось касаться, скажем так, политики.

А если эльф попадает в другую, чужую ему среду, то... лучше ему туда не попадать – там и людям-то тяжело.

Вот! Мы подобрались к очень важному аспекту темы, о котором я достаточно коротко упомянула в начале темы - эльф в нынешнем монастыре скорее всего столкнётся  не с мистическим опытом обретения Божественного Огня и Благодати, а с  очень большой внешней  несвободой. Ему придётся тяжело работать, полностью забыв о мире и о себе, искать радости в посте и молитве, а если попадётся и достаточно прогруженный настоятель - и вериги носить. В том-то и дело, что для эльфа это ЧУЖДАЯ СРЕДА и чуждое его природе времяпрепровождение.

Но теоретически, еще раз повторяю, если эльф пожелает, то из него может получиться прекрасный духовно одаренный монах – не внешнего, а внутреннего, мистического направления.

То есть, мой ответ – да.

Тогда становиться имеет смысл не монахом в монастыре со строгим уставом, а отшельником- схимником. Вот там мистическое направление можно и развивать без ущерба для распорядка монастырей.

Ну... то аманэльдар. Сейчас-то, среди нас, они есть? Но память и тяга к Свету Амана как раз и может призвать современных нам потомков аманэльдар на этот путь.

Не знаю - хороший вопрос! Лично я видимых аманэльдар не встречала, а есть ли они или нет, не знаю.
Но память к Свету Амана, вероятнее всего, сохранилась в потомках аманэльдар, это я вполне допускаю. Уведёт ли вот только она их на путь монашества, не знаю

Вы спрашиваете, по Вашему критерию, у человека с темной душой – я люблю черный цвет в одежде. Правда до вериг руки пока не дошли, а БДСМ мне как-то чужд.

О,  какая прелесть, спасибо! Это напомнило мне деление Лайканаро на светлых и тёмных эльфов: тёмные эльфы - с тёмными волосами, светлые эльфы - со светлыми Короче, по Лайканаро я - тёмный эльф, а если учитывать, что я, как и вы, предпочитаю чёрные платья, образ будет целым и законченным
Оправдывает нас, Лан, только то, что мы носим не рясы и не вериги, а вполне мирские одежды.

Все на самом деле сложнее, но, если сильно упростить, то – да, можно и так сказать. Человек – сам себе рай и сам себе ад – не помню, кто сказал. И еще кто-то добавил: причастные Царству обретают его в себе уже здесь, на земле.

Я вообще-то это и имела ввиду, а чёрные одежды и сырой ельник - просто показатель мрачности личности и соответственного её пути. Вот я, к примеру - весьма мрачная личность, я это не скрываю.
А с тем, что человек себе сам рай и ад, действительно не поспоришь.

Ну что Вы, Мелиан, я совсем не стремлюсь к аскетизму.

Очень рада за вас, Лан.

В этом. Сейчас монахов ведут преимущественно по пути внешнему, не оставляя им на внутреннее ни сил, ни времени. Да и наставников почти нет. Но на самом деле светлых людей в монашестве у нас еще очень много, просто "святые последних дней скроют себя" (с). Говоря современным языком – они просто стараются себя не афишировать.

Да, это и печалит, что светлые люди сейчас куда менее известны, чем аскеты и догматики. И то, что они себя не афиширует, а вот догматики афишируют, оказывает монашеству дурную услугу - люди видят в образе монаха исключительно уход от мира и чёрные одежды, о которых уже упоминалось.  А это не всем близко.
Спасибо, что осветили всё то, что обычно скрыто от глаз людских более очевидным.
Это действительно важно.

[Una]

Действительно, вполне логичные доводы, с этим не поспоришь. Насчёт же последнего - что эльфы нередко становятся монахами - как раз по моим сведениям достаточно редко за последнее время. Хильдегарда - всё же жила в XII веке.
Но - да, согласна, внутренней духовности им бы для этого вполне хватило.

В процентном соотношении эльфов вообще мало в мире. А в последнее время поток даже желающих в монастыри людей, по-моему, превратился в тонкий ручеек.

Вот! Мы подобрались к очень важному аспекту темы, о котором я достаточно коротко упомянула в начале темы - эльф в нынешнем монастыре скорее всего столкнётся  не с мистическим опытом обретения Божественного Огня и Благодати, а с  очень большой внешней  несвободой.

Я поняла Вашу цель. Ну что же, поддержу – да, в нынешнее время эльфу безрассудно в монастырь лучше не ходить. Если желание и призыв на этот путь сильны, то нужно положить все силы, чтобы найти подходящее место, и крупные известные монастыри для этого никак не подходят. Но есть, наверное, еще безвестные островки, типа Вашего Перынского скита, хотя им по-моему недолго осталось – и до них скоро доберутся.

Тогда становиться имеет смысл не монахом в монастыре со строгим уставом, а отшельником- схимником. Вот там мистическое направление можно и развивать без ущерба для распорядка монастырей.

Слишком много сложностей будет – и внешних, и внутренних. Последние касаются особенностей духовной жизни, которая может привести к неправильному направлению – прелести и умопомешательству. Путь к Огню не так уж безопасен.

Мелиан, я просто говорила о монашестве вообще, то есть чисто теоретически и исторически. В этом смысле путь монаха не так уж и чужд эльфу.
Но Вы имели ввиду тот же вопрос, так сказать в современно-практическом аспекте, и - здесь да, я согласна. Не зная броду, в эти воды лучше не соваться.

[Эрлинде]

Извините, что вклиниваюсь в серьёзную философскую беседу, но я только сегодня заметила, что не ответила на ваши вопросы, заданные мне ещё в сентябре 2012:-) Это, наверно, потому, что я написала комплимент вашему соавторству в августе, а вы среагировали только в сентябре... Это насчёт моего обращения "mellin". Ну конечно, я обращалась к вам обеим, и имела в виду эльфийское слово "друзья". В том толкинском сообществе, в котором я вращалась несколько лет назад, его именно так и писали, с буквой "i". Вы, думаю, пишете правильнее - "Mellyn",- что ж, так и буду впредь его писать. Спасибо за поправку.

[Эрлинде]

А вот то, что я обещала.

Ночь настигла меня, как внезапный прыжок затаившейся рыси,
И вскружила мне голову свежестью, лаской покоя,
Затянув в бесконечность безлунной чернеющей выси,
Мой приют не роскошен, но он - чуткой богат тишиною.

Тишина. Это то, что прекраснее песни и мягче овчины,
Это то, что нужнее воды измождённому жаждой.
Я не верю тому, что вовне, и к тому же не вижу причины
Покидать эту келью - она в небо открылась однажды.

Правда, было давно это - в детстве, быть может, а может в мечтаньях,
Если честно, не помню, а может, и не было вовсе.
Только были там звёзды - с кулак, как в эльфийских сказаньях,
И они говорили. Они - знали о каждом вопросе.

Но сейчас тишина - это то, что прекраснее солнца и света.
Ненадолго дана, ненадолго потешит мне сердце.
И мерцание звёзд угрожает последним рассветом
Дня, когда не останется дров - чтоб наконец-то согреться...

Как обманчиво это мерцание, эта нежданная ласка
Звёзд, готовых слепых и пустых надавать обещаний,
Звёзд, вчера ещё мне рисовавших волшебную сказку,
А сегодня готовящих только - милость последних желаний.

А желанья предсмертные, помнится, слишком просты и убоги,
Я же вовсе желать не желаю, спасибо, не надо.
Надо мною верёвкой сплелись все земные дороги,
По которым когда-то я шла - что же, значит, достойна награда!

[Барон Морт]

Ура я вспомнил свой пароль от Врат Эльфхейма !

[Барон Морт]

Долой попов , помещиков долой !

Берегите мозг от атаки поповщины друзья и помните про мир реальный .