Мемуары Муми-мамы
Часть первая
В 19 лет меня накрыла Большая Любовь. До сих пор не отпустила, перешла в хроническую стадию. В результате в интеллигентной маленькой девочке (рост полтора метра, вес 40 кг вместе с очками), студентке мехмата, проснулась авантюристка.
Я взяла академотпуск и уехала на Ямал с женихом - знакомиться с его родителями. До этого я самостоятельно ездила только на пару полигонных ролевых игр в пределах области.
Через год мы уже покупали дом в Харькове. На тот момент у моего мужа была квартира в Горловке, но этот город как место для жизни меня не вдохновил. Предчуствий по поводу известных событий не было: просто мне не нравится видеть чем я дышу и мыть черешню, сорванную с дерева, от мыльной плёнки горячей водой. Так что квартира была продана, добавлена северная зарплата мужа ... и у нас на руках 3 тысячи долларов! В 1997 году в Харькове за эти деньги можно было купить жильё - домик на окраине или развалюху в центре. Нашим стал второй вариант.
В десяти минутах неспешного ходу от метро, в получасе от родительской квартиры, в переулке настолько узком, что легковой автомобиль еле проезжал между заборами, а грузовик с нашими вещами не пролез, на участке в 4,5 сотки, стоял наш первый общий дом. В нём не было газа, хотя труба проходила через участок, водопровода и канализации, зато была дровяная печка - слегка потрескавшаяся и с выпадающими кирпичами.
Дом был отмыт и слегка покрашен с помощью мамы, вещи перевезены с помощью друзей - и дом стал местом круглосуточной неформальной тусовки. Оказалось, что топить печь дровами совсем просто и не страшно, а после переделки старой плиты в печь с лежанкой (и замазывания щелей в стенах) в доме стало тепло.
Собака в доме завелась быстро - её принёс приятель, объяснив нам, что в частном доме без собаки нельзя. Правда, Фима Собак боялась ночевать в будке и ночью залазила в форточку, несмотря на вполне среднедворняжковый размер. А когда её пытались сажать на цепь, выла так, что прибегали все соседи. Соседи, кстати, нам достались хорошие: даже после дня рождения на 40 гостей с костром во дворе, песнями под гитару и плясками с факелами на заборе претензий к нам не возникло.
Котёнка принёс тот же приятель. В курятнике завелись куры, в кладовке - гуси, на кухне зимовала зарянка, друзья стали оставлять на передержку домашнюю живность, я поступила в Зооветеринарный институт и начала мечтать о собственной лошади.
А потом родился сын и началась следующая история.
Часть вторая.
Тарасик родился в ноябре 1999, после первого снега. Этой зимой я оценила ещё одно достоинство лежанки: малышу тепло лежать голенькому на пузике и при этом видно маму, когда она крутится на кухне. А над печкой замечательно сохли пелёнки и ползунки, которых было много, так как памперсы мы одевали только на долгие зимние прогулки.
Вписчиков в доме стало меньше, остались только несколько друзей. Денег тоже стало меньше - пособий на ребёнка я получала 4 гривны в месяц, а на роддом ушло около сотни долларов. То есть зарплаты мужа, работавшего на приёмке цветного металла, хватало на жизнь, а на свежие фрукты уже не очень. Плюс встал вопрос: где посреди Харькова находить свежий воздух?
Предложение свёкров пожить лето в деревне пришлось кстати. Мы сдали дом весёлой семье нигерийца и полтавчанки, сарай - предпринимателю под склад и получили небольшой, но ежемесячный доход. Муж нашёл работу в колхозе, но вскоре оказалось, что платят там продуктами.
Так я, впервые в этой жизни, оказалась в деревне. Причём в российской - хоть граница была почти условной, электрички мотались регулярно, а пастухи пасли коров по обеим сторонам кордона, но это уже была Россия.
Дровяной печки я уже не боялась, погреб прекрасно справлялся с обязанностями холодильника, а стирка руками оказалось не слишком сложным делом - качество, правда, оставляло желать лучшего.
Гусей стало больше, хотя вывести своих гусят нам не удалось. Появились две молодые козочки, огород и стратегические планы: как мы развернёмся в своём хозяйстве и всё будет круто.
Тарасик ползал по прохладному земляному полу лишённой мебели комнаты, искал и поднимал редкие песчинки и строго произносил своё первое слово "кака".
В июне я съездила в Харьков на сессию - училась я уже на заочном, благо, на зооинженерном факультете такая опция была предусмотрена. А в октябре наступила осень и пришло время уезжать в Харьков: условий для зимовки с ползучим карапузом в деревенском домике не было.
Уезжать решительно не хотелось: я только что открыла для себя целый новый мир! Убедилась на личном опыте, что растения вырастают из семян и, более того: из семян огурцов растут именно огурцы, а не помидоры. И, самое главное, я узнала, что голова может не болеть! Совсем. Несколько месяцев подряд.
Сколько себя помню, у меня была голова и она болела. Иногда боль становилась нестерпимой и тогда меня лечили. За лето, прожитое в деревне, было всего два приступа мигрени, а тупая постоянная боль вовсе покинула мою голову. Это событие перевернуло мою жизнь.
Решено было весной перебираться в деревню на ПМЖ.
Часть третья.
В ноябре 2000 года мы вернулись в Харьков и обнаружили, что зимовать нам, собственно, негде: наши квартиранты не только не нашли новое жильё, но и где-то потеряли маму.
Линда две недели назад уехала в Полтаву продавать родительский дом, отзвонилась об успешной продаже и не вернулась. На наши расспросы Боб рассказал, что писать заявление в милицию о пропаже жены он не пойдёт, так как опасается депортации: документы его просрочены, визу он получал ещё когда поступал в университет в Москве, а за эти годы в Нигерии произошла очередная революция и надо менять все документы, что стоит немалых денег, которых у него, естественно, нет. Малых денег, впрочем, тоже нет: их зарабатывала жена, а Боб следил за детишками - шустрым двухлетним Стивеном и очаровательной рассудительной Виолеттой четырех лет от роду.
Наверное, самым приличным выражением будет сказать, что я офигела: к такому жизнь меня не готовила. Жильцов в нашем домике бывало много, но выгнать их при необходимости проблемой не было. А куда денешь негра без денег, документов и с двумя маленькими детьми?
Первым появился вариант отправить семейку в деревню на наше место. Честно говоря, я думала, что Боб откажется: мне всё ещё казалось, что он врёт и так не бывает. Что всё на самом деле проще и он просто тянет время до приезда жены или ещё чего-то. Но Боб охотно согласился, собрал детей и вместе с моим мужем отправился в путешествие: электричкой до Казачьей Лопани и пешком через границу до Красного Хутора - ночью, тайными тропами контрабандистов, обходя посты пограничников.
Почему-то свёкр не обрадовался приезду новых жильцов... Но муж нашёл в деревне старушку, которая согласилась приютить отца-одиночку за помощь по хозяйству. Казалось, проблема решена и я заново взялась обживать свой домик и готовиться к экзаменам: близилась зимняя сессия.
Через три дня Боб с детьми вернулся. Это у меня за всё лето никто не поинтересовался документами, а к Бобу участковый приехал сразу. Впечатлений было море: дети впервые увидели корову, а их отец узнал, что в России тоже есть деревни!
Пришлось привыкнуть к тому, что детей в доме трое и научить африканца пользоваться печкой: он не знал, зачем в трубе задвижка, вытащил за ненадобностью и удивлялся холоду в доме. Мы помогли Бобу продать часть его вещей и обзвонить его друзей-родных-знакомых в разных городах и странах (мобилок тогда ещё не было).
Вскоре нашлась двоюродная сестра Линды и забрала к себе детей. Потом Боба задержала милиция и отпустила только после того, как тётя привела детей в отделение со словами: отца забрали и детей принимайте.
А потом Боб пропал. А вещи в кладовке хранились ещё несколько месяцев, до весны, когда мы снова начали жизнь на новом месте.
Вся эта история изменила наш взгляд на жизнь: на людей вообще и детей в частности, на то, что бывает и чего не бывает и что с этим делать...
Очень хочется верить, что для Боба, Виолетты и Стивена всё закончилось благополучно.