Форум Эльфхейма

Эльфы глазами людей => Книги и фильмы => Тема начата: Antarien от 09 Декабря 2010, 16:33:50

Название: Рассказы
Отправлено: Antarien от 09 Декабря 2010, 16:33:50
Разное понравившееся, чем хочется поделиться
Название: Re: Рассказы
Отправлено: Antarien от 09 Декабря 2010, 16:34:20
ВИЗИТ К ПЕДИАТРУ (Конечно же Дьяченко)



Виктор Андреевич оперировал по средам. Вчера была как раз среда, и очень тяжелая. Операция длилась несколько часов, Виктор Андреевич вернулся домой обессиленный, поужинал, выпил рюмку коньяка и лег спать. То ли коньяк был нехорош, то ли ужин слишком тяжел, но снилась опять какая-то ерунда — будто он сидит на высоченном неудобном троне, а трон стоит на спине летающего ящера, а вокруг полно бородатых людей в уродливых желтых шлемах...
Во сне ему хотелось кашлять. Похоже, вчера он успел простудиться.
Утром, когда Виктор Андреевич вышел на кухню, чтобы вскипятить чайник, старик был уже тут как тут. Сидел в кресле, болезненно щурясь, ухватившись правой рукой за левое плечо, из плеча торчал хвост стрелы с рыжеватым оперением.
— Как вы сюда попали? — спросил Виктор Андреевич устало.
— Приветствую тебя, рожденный для подвигов, — хрипло произнес старик.
Подол его длинной, расшитой бисером хламиды был заляпан подсыхающей грязью и немного — кровью. Сапоги с кривыми шпорами успели изрядно натоптать — и на кухне, и в коридоре, однако возле входной двери следов глины не было.
Виктор Андреевич вернулся к закипевшему чайнику. Убрал огонь, снял с полки чистую чашку; вытащил из холодильника селедочное масло для бутерброда и оставшиеся с вечера два кусочка ветчины:
— Есть будете?
Старик помотал головой — на груди у него обнаружился большой красный камень на золотой цепи. Камень зловеще вспыхнул — и снова пропал, скрытый вернувшейся на свое место белой бородой.
— Рожденный для подвигов... Твой край призывает тебя. Войска Оуэльфа Блистательного, будь трижды проклято имя его, осадили Черную Твердыню... Ты, сын Зоддара Неумолимого! Ты слышишь, как стонет твой замок, призывая тебя?
Виктор Андреевич прислушался. В подъезде хлопнула входная дверь; завопила под окном автосигнализация, чихнула, умолкла. Этажом выше кто-то громко спустил воду в унитазе; Виктор Андреевич снова почувствовал, как першит в горле, и с трудом удержал кашель.
—Я едва перешел Грань, — горестно сказал старик, глядя на хвост стрелы, все еще торчащий у него из плеча, — Проклятые эльфы...
—Дайте-ка, я посмотрю, — предложил Виктор Андреевич.
Старик отпрянул, замотал головой, так что борода снова заелозила по красному камню; Виктор Андреевич пожал плечами и включил кофемолку.
Старик неразборчиво бормотал, водя рукой над раненым плечом; потом взялся за древко и с усилием выдернул стрелу. Гадливо, уронил Виктору Андреевичу под ноги:
— Отец твой, Неумолимый Зоддар, был на вершине славы, когда мать твоя, Рэша, любимейшая из его пятидесяти приближенных пленниц, подарила властителю сына-наследника, ребенка, которому перешло могущество Зубчатых Скал, магия Красного Камня, воля Дракона и сила Темного Властелина...
Виктор Андреевич дождался, пока коричневая пенка кофе поднимется к самым краям джезвы.
— ...Но слуги Света не дремали! По указу проклятогоРедрика, придворного мага Оуэльфов, тебя похитили и перенесли через Грань и поселили в этом жалком мирке... и ты вырос, будучи убежденным, что здесь твое место! Однако — слава Зубчатым Скалам — я нашел тебя!
Виктор Андреевич второй раз довел кофе до кипения. Хотелось кашлять; где-то в аптечке сохранился лазалван.
— ...Оуэльф убежден, что ты сгинул, — иначе не решился бы подойти так близко к Черной Твердыне! Как только ты встанешь во главе нашего войска... о, как взвоют враги! О, как взвоет сам Оуэльф, когда его притащат в цепях в подземелье для пыток...
Старик сладострастно закатил глаза. Виктор Андреевич намазал булку селедочным маслом, а на кусочек черного хлеба положил ветчину. В кофе уронил пол-ложечки сахара и таблетку сахарозаменителя.
— Ты здесь чужой, — мягко сказал старик. — Ты и сам это не раз замечал... Тебя притащили насильно. Тебя отняли у отца, у матери... Тебя лишили славы, почестей, воинских побед... И всему виной Оуэльфы со своим Редриком! Неужто ты не отомстишь?!
В прихожей курлыкнул дверной звонок.
— Извините, — сказал Виктор Андреевич старику.
На часах было восемь утра; на лестничной площадке обнаружились молодая женщина с букетом цветов и маленькая девочка с бутылкой коньяка.
—Доброе утро, — сказал Виктор Андреевич.
—Мы просим извинения за столь ранний визит, — быстро заговорила женщина, но в другое время вас невозможно застать... А в больнице вы все время заняты... а мы очень хотели поблагодарить вас, Виктор Андреевич, за все, что вы сделали для Оленьки... При тех прогнозах, которыми нас пугали... Вы... мы не знаем, как вас благодарить, но просто примите от чистого сердца...
Девочка поглядывала на Виктора Андреевича с опаской. Женщина протянула одной рукой цветы, а другой взяла удочки коньяк — и тоже протянула; Виктор Андреевич покачал головой:
— Право, неловко...
Женщина заговорила снова; на глазах у нее выступили слезы. Виктор Андреевич взял коньяк и цветы, наклонился к девочке, внимательно заглянул ей в глаза:
— Все в порядке?
Та быстро кивнула и спряталась маме за спину.
С коньяком и букетом Виктор Андреевич вернулся на кухню; цветы положил на подоконник, коньяк протянул старику:
— Хотите выпить?
Старик снова замотал бородой. Виктор Андреевич наполнил водой трехлитровую банку и поставил туда цветы, чтобы до вечера не пропали.
Коньяк был армянский.
—Ты — Властелин Межземья, — твердо сказал старик. — Ты — твердая рука, которая объединит народы в мире и покорности. Ты — величайший маг и воитель. Идем со мной! Я покажу тебе твой настоящий мир!
—Вы все-таки не хотите поверить в свою ошибку, — кротко сказал Виктор Андреевич. — Не можете понять, что Темный Властелин — не я. Кто-то другой. Вы ошиблись.
Старик вскочил. Воздел руки к потолку; вслед за ним Виктор Андреевич посмотрел вверх, но ничего, кроме потеков на штукатурке — соседи залили еще в прошлом году, — не увидел.
—Я не мог ошибиться! — взревел старик так, что задребезжали окна. — Ты — сын Зоддара! Ты — Зодцар Неумолимый! Ты — господин Черной Твердыни! Ты...
—Мне надо идти, — мягко сказал Виктор Андреевич. — Извините.
И он ушел, спокойно заперев старика в квартире, — если тот вошел без ведома хозяина, то и выйти сумеет, правда?
На улице было сухо и тепло; маршрутное такси приехало сразу же, и, удобно устроившись у окна, Виктор Андреевич полностью погрузился в планы на сегодня.
Первым делом — к Сане Панову, которого вчера оперировали. В ближайшие несколько дней решится, жить пацану с рукой или без руки; всякий раз, когда Виктор Андреевич видел на лотках уличных торговцев эти петарды, он готов был кидаться на продавцов и бить их ногами...
Потом — к Игорю Дотченко. Вот не повезло парню, в футбол, называется, поиграл... С другой стороны, и повезло ему чрезвычайно, поскольку из комы вышел и есть надежда, слава богу, на полное выздоровление.
Потом — обход. Потом — консультация; вот из Новоденска привезли парнишку с межпозвонковой грыжей, надо готовить к операции... Потом...
У входа в больницу его, как всегда, ждала толпа родителей. Он отвечал твердо, иногда жестко, порой даже грубо — если того требовала ситуация; например, бабушка Юли Перцевой успокаивается только тогда, когда на нее прикрикнешь. Тогда, она действительно верит, что все в порядке и ее внучка скоро будет здорова...
В кабинет он вошел, неся за ухо серого плюшевого зайца. Люба Яровая не спит, видите ли, без зайца, в стерильном боксе ей необходим заяц, вот без зайца — никак...
Он раздраженно плюхнул зайца на стол. Некоторое время смотрел на него; потом вымыл руки, переоделся в комбинезон, повязал на шею марлевую маску, положил в нагрудный карман пачку сигарет...
Плюнул — и зайца взял тоже. Ладно уж.
Он шел по длинному белому коридору, и все встречные — врачи, сестры, нянечки — спешили поздороваться с ним и пожелать ему доброго утра. Из палат выбирались маленькие пациенты — те, кто уже мог ходить. Как взрослые, здоровались за руку, дергали за ухо зайца...
Кашель царапал трахею, раздирал грудь; Виктор Андреевич не выдержал и завернул в туалет. Запер дверь на задвижку, наклонился над раковиной и кашлянул в полную силу.

Тугая струя бело-желтого огня ударила в мокрый фарфор. Запахло пожарищем; запахло железом, порохом, дымом. Виктор Андреевич кашлянул раз, другой, третий...

Неудобство в груди улеглось.
Виктор Андреевич включил на полную мощность горячую воду и кое-как смыл черную жирную копоть.
Потом зажал под мышкой серого Любиного зайца и отправился на обход.
Название: Re: Рассказы
Отправлено: Барон Морт от 09 Декабря 2010, 17:22:30
                                      КОЛОДЕЦ И МАЯТНИК

       Impia tortorum longas hic turba furores Sanguinis innocui , non satiata,  aluit. 
       Sospite  nunc patria, fracto nunc funeris antro, Mors ubi dira fuit, vita salusque patent.
     (Клика  злодеев  здесь  долго  пыткам  народ  обрекала   И
неповинную  кровь,  не  насыщаясь, пила. Ныне отчизна свободна,
ныне разрушен застенок, Смерть попирая, сюда входят и  благо  и
жизнь (лат. ))
     Четверостишие,  сочиненное для ворот рынка, который решили
построить на месте Якобинского клуба в Париже

     Я изнемог; долгая пытка совсем измучила меня; и когда меня
наконец  развязали  и  усадили,  я  почувствовал,   что   теряю
сознание.  Слова  смертного приговора -- страшные слова -- были
последними, какие различило мое ухо. Потом голоса  инквизиторов
слились  в  смутный,  дальний гул. Он вызвал в мозгу моем образ
вихря,  круговорота,  быть  может,  оттого,  что  напомнил  шум
мельничного  колеса.  Но  вот  и  гул  затих; я вообще перестал
слышать.  Зато  я  все  еще  видел,  но  с  какой  беспощадной,
преувеличенной  отчетливостью!  Я  видел губы судей над черными
мантиями. Они показались мне белыми -- белей бумаги, которой  я
поверяю  зти  строки,  --  и ненатурально тонкими, так сжала их
неумолимая   твердость,   непреклонная   решимость,    жестокое
презрение  к человеческому горю. Я видел, как движенья этих губ
решают мою судьбу, как зти губы кривятся, как на них  шевелятся
слова  о  моей  смерти. Я видел, как они складывают слоги моего
имени; и я содрогался, потому что не слышал ни единого звука. В
эти мгновения томящего ужаса я все-таки видел  и  легкое,  едва
заметное  колыханье  черного  штофа,  которым  была обита зала.
Потом взгляд мой упал на семь длинных свечей на столе.  Сначала
они   показались   мне   знаком  милосердия,  белыми  стройными
ангелами, которые меня спасут; но тотчас меня охватила смертная
тоска, и меня всего пронизало дрожью, как будто я дотронулся до
проводов   гальванической   батареи,   ангелы   стали   пустыми
призраками об огненных головах, и я понял, что они мне ничем не
помогут.  И тогда-то в мое сознанье, подобно нежной музыкальной
фразе, прокралась мысль о том, как  сладок  должен  быть  покой
могилы.  Она  подбиралась  мягко,  исподволь  и не вдруг во мне
укрепилась; но как только она  наконец  овладела  мной  вполне,
лица  судей  скрылись  из  глаз,  словно по волшебству; длинные
свечи вмиг сгорели дотла; их  пламя  погасло;  осталась  черная
тьма;  все  чувства  во  мне замерли, исчезли, как при безумном
падении с большой высоты, будто  сама  душа  полетела  вниз,  в
преисподнюю.  А дальше молчание, и тишина, и ночь вытеснили все
остальное.
     Это был обморок; и все же не стану утверждать, что потерял
сознание совершенно.  Что  именно  продолжал  я  сознавать,  не
берусь  ни  определять, ни даже описывать; однако было потеряно
не все. В глубочайшем сне -- нет!  В  беспамятстве  --  нет!  В
обмороке  --  нет!  В  смерти  --  нет!  Даже  в  могиле не все
потеряно. Иначе не существует бессмертия. Пробуждаясь от самого
глубокого сна, мы разрываем зыбкую паутину некоего  сновиденья.
Но  в  следующий  миг (так тонка эта паутина) мы уже не помним,
что нам снилось. Приходя в себя после обморока, мы проходим две
ступени: сначала мы возвращаемся в мир нравственный и духовный,
а потом уж вновь обретаем ощущение жизни физической.  Возможно,
что,  если,  достигнув  второй  ступени, мы бы помнили ощущения
первой, в  них  нашли  бы  мы  красноречивые  свидетельства  об
оставленной  позади  бездне.  Но бездна эта -- что она такое? И
как  хоть  отличить  тени  ее  от   могильных?   Однако,   если
впечатления   того,   что  я  назвал  первой  ступенью,  нельзя
намеренно вызвать в памяти, разве не являются они нам нежданно,
неведомо откуда, спустя  долгий  срок?  Тот,  кто  не  падал  в
обморок,  никогда  не  различит  диковинных  дворцов  и странно
знакомых лиц в догорающих угольях; не увидит парящих  в  вышине
печальных видений, которых не замечают другие, не призадумается
над запахом неизвестного цветка, не удивится вдруг музыкальному
ритму, никогда прежде не останавливавшему его внимания.
     Среди  частых  и  трудных усилий припомнить, среди упорных
стараний собрать разрозненные приметы того состояния кажущегося
небытия, в какое впала  моя  душа,  бывали  минуты,  когда  мне
мнился  успех; не раз -- очень ненадолго -- мне удавалось вновь
призвать чувства, которые, как понимал я по зрелом размышленье,
я мог  испытать  не  иначе,  как  во  время  своего  кажущегося
беспамятства.  Призрачные  воспоминанья  невнятно говорят мне о
том, как высокие фигуры подняли и безмолвно понесли меня  вниз,
вниз,  все  вниз,  пока  у  меня  не  захватило  дух  от  самой
нескончаемости спуска. Они говорят мне о том, как смутный страх
сжал мне сердце, оттого что сердце это странно  затихло.  Потом
все  вдруг  сковала  неподвижность,  точно  те,  кто  нес  меня
(зловещий   кортеж!    ),    нарушили,    спускаясь,    пределы
беспредельного  и  остановились  передохнуть  от тяжкой работы.
Потом душу окутал унылый туман. А дальше все тонет в безумии --
безумии памяти, занявшейся запретным предметом.
     Вдруг ко мне вернулись движение и шум -- буйное  движение,
биение  сердца  шумом  отозвалось  в ушах. Потом был безмолвный
провал пустоты. Но тотчас шум и движение, касание --  и  трепет
охватил  весь  мой  состав. Потом было лишь ощущение бытия, без
мыслей -- и это длилось долго. Потом внезапно проснулась  мысль
и  накатил ужас, и я уже изо всех сил старался осознать, что же
со  мной  произошло.  Потом  захотелось  вновь  погрузиться   в
беспамятство.  Потом  душа  встрепенулась,  напряглась  усилием
ожить и ожила. И тотчас вспомнились пытки, судьи, траурный штоф
на стенах,  приговор,  дурнота,  обморок.  И  опять  совершенно
забылось  все  то,  что  уже  долго  спустя мне удалось кое-как
воскресить упорным усилием памяти.
     Я пока не открывал глаз. Я понял, что лежу на  спине,  без
пут.  Я  протянул  руку,  и  она  наткнулась на что-то мокрое и
твердое.  Несколько  мгновений  я  ее  не  отдергивал   и   все
соображал,  где  я  и  что  со  мной.  Мне  мучительно хотелось
оглядеться, но я не решался. Я боялся своего первого взгляда. Я
не боялся увидеть что-то ужасное, нет, я холодел от страха, что
вовсе ничего не увижу. Наконец с безумно колотящимся сердцем  я
открыл  глаза.  Самые  дурные  предчувствия  мои подтвердились.
Чернота вечной ночи окружала меня. У меня перехватило  дыхание.
Густая   тьма  будто  грозила  задавить  меня,  задушить.  Было
нестерпимо душно. Я  неподвижно  лежал,  стараясь  собраться  с
мыслями.  Я  припомнил обычаи инквизиции и попытался, исходя из
них, угадать свое положение. Приговор вынесен;  и,  кажется,  с
тех  пор  прошло немало времени. Но ни на миг я не предположил,
что умер. Такая мысль, вопреки выдумкам сочинителей,  нисколько
не  вяжется  с жизнью действительной; но где же я, что со мной?
Приговоренных к смерти, я знал, обычно казнили на  аутодафе,  и
такую  казнь  как раз уже назначили на день моего суда. Значит,
меня снова бросили в мою темницу, и теперь я несколько  месяцев
буду  ждать следующего костра? Да нет, это невозможно. Отсрочки
жертве не дают. К тому же у меня  в  темнице,  как  и  во  всех
камерах  смертников  в  Толедо,  пол каменный, и туда проникает
тусклый свет.
     Вдруг мое сердце так и перевернулось от ужасной догадки, и
ненадолго я снова  лишился  чувств.  Придя  в  себя,  я  тотчас
вскочил на ноги; я дрожал всем телом. Я отчаянно простирал руки
во  все  стороны.  Они  встречали одну пустоту. А я шагу не мог
ступить от страха, что  могу  наткнуться  на  стену  склепа.  Я
покрылся  потом.  Он  крупными  каплями  застыл  у меня на лбу.
Наконец, истомясь неизвестностью, я  осторожно  шагнул  вперед,
вытянув  руки  и  до  боли  напрягая  глаза в надежде различить
слабый луч света. Так прошел я немало шагов; но по-прежнему все
было черно и пусто. Я вздохнул  свободней.  Я  понял,  что  мне
уготована, по крайней мере, не самая злая участь.
     Я  осторожно  продвигался  дальше,  а  в памяти моей скоро
стали тесниться несчетные глухие  слухи  об  ужасах  Толедо.  О
здешних тюрьмах ходили странные рассказы -- я всегда почитал их
небылицами,  --  до того странные и зловещие, что их передавали
только шепотом. Что, если меня оставили  умирать  от  голода  в
подземном царстве тьмы? Иди меня ждет еще горшая судьба? В том,
что    я    обречен   уничтожению,   и   уничтожению   особенно
безжалостному, и не мог сомневаться,  зная  нрав  своих  судей.
Лишь мысль о способе и часе донимала и сводила меня с ума.
     Наконец мои протянутые руки наткнулись на препятствие. Это
была стена,  очевидно,  каменной  кладки,  совершенно  гладкая,
склизкая  и  холодная.  Я  пошел  вдоль  нее,  ступая   с   той
недоверчивой осторожностью, которой научили меня иные старинные
истории.  Однако  таким  способом  еще  нельзя  было определить
размеров темницы; я мог обойти ее всю  и  вернуться  на  то  же
место,  так  ничего  и  не  заметив,  ибо стена была совершенно
ровная и везде одинаковая. Тогда я  стал  искать  нож,  который
лежал у меня в кармане, когда меня повели в судилище; ножа я не
нашел. Мое платье сменили на балахон из мешковины. А я-то хотел
всадить  лезвие  в  какую-нибудь  щелочку  между  камнями, чтоб
определить начало пути. Затруднение, правда, оказалось  пустое,
и  лишь  в тогдашней моей горячке оно представилось мне сначала
неодолимым. Я отодрал толстую подрубку подола и положил его под
прямым углом к стене.  Пробираясь  вдоль  стены,  я  непременно
наткнусь  на нее, обойдя круг. Так я рассчитал. Но я не подумал
ни о размерах темницы, ни о собственной своей  слабости.  Земля
была  сырая и скользкая. Я проковылял еще немного, споткнулся и
упал. Изнеможение помешало мне подняться, и скоро  меня  одолел
сон.
     Проснувшись, я вытянул руку и нащупал рядом ломоть хлеба и
кувшин  с  водою.  Я  так  был измучен, что не стал размышлять,
откуда они взялись, но жадно осушил кувшин и съел хлеб. Скоро я
снова побрел вдоль стены и с большим трудом наконец добрался до
места, где лежала мешковина. До того, как я  упал,  я  насчитал
пятьдесят  два  шага,  а после того, как встал и пошел сызнова,
насчитал их сорок восемь. Значит, всего шагов  получалось  сто;
и, положив на ярд по два шага, я заключил, что тюрьма моя имеет
окружность  в пятьдесят ярдов. Однако в стене оказалось и много
углов, и я никак не мог догадаться о форме  подземелья,  ибо  в
голове у меня засела мысль, что здесь непременно подземелье.
     Мои   расследованья   были  почти  бесцельны  и  уж  вовсе
безнадежны,  но  странное   любопытство   побуждало   меня   их
продолжать. Я отделился от стены и решил пересечь обнесенное ею
пространство.  То  и  дело оскользаясь на предательском, хоть и
твердом полу, я сперва ступал с  величайшей  осторожностью.  Но
потом   я  набрался  храбрости  и  пошел  тверже,  стараясь  не
сбиваться  с  прямого  пути.  Так  прошел  я  шагов  десять  --
двенадцать,  но  споткнулся  о свисавший оборванный край своего
подола, сделал еще шаг и рухнул ничком.
     Опомнился я не сразу, и лишь несколько секунд  спустя  мое
внимание  привлекло удивительное обстоятельство. Дело вот в чем
-- подбородком я уткнулся в тюремный  пол,  а  губы  и  верхняя
часть  лица,  хоть  и  опущенные  ниже подбородка, ни к чему не
прикасались. Мой лоб точно  погрузился  во  влажный  пар,  а  в
ноздри лез ни с чем не сравнимый запах плесени. Я протянул руку
и  с ужасом обнаружил, что лежу у самого края круглого колодца,
глубину которого я,  разумеется,  пока  не  мог  определить.  Я
пошарил  по  краю  кладки,  ухитрился  отломить кусок кирпича и
бросил вниз. Несколько мгновений я слышал, как он, падая, гулко
ударялся о стенки колодца, наконец глухо всплеснулась  вода,  и
ей  громко  отозвалось  эхо.  В тот же миг раздался такой звук,
будто где-то наверху распахнули и разом захлопнули дверь,  тьму
прорезал слабый луч и тотчас погас.
     Тут я понял, какая мне готовилась судьба, и поздравил себя
с тем,  что так вовремя споткнулся. Еще бы один шаг -- и больше
мне не видеть белого света. О таких именно казнях упоминалось в
тех рассказах  об  инквизиции,  которые  почитал  я  вздором  и
выдумками.   У  жертв  инквизиции  был  выбор:  либо  смерть  в
чудовищных муках телесных, либо смерть  в  ужаснейших  мучениях
нравственных.  Мне  осталось последнее. От долгих страданий мои
нервы совсем расшатались, я вздрагивал при  звуке  собственного
голоса  и  как нельзя более подходил для того рода пыток, какие
меня ожидали.
     Весь дрожа, я  отполз  назад  к  стене,  решившись  скорей
погибнуть  там,  только бы избегнуть страшных колодцев, которые
теперь  мерещились  мне  повсюду.  Будь  мой  рассудок  в  ином
состоянии, у меня бы хватило духу самому броситься в пропасть и
положить  конец  беде, но я стал трусом из трусов. К тому же из
головы не шло то, что я читал о  таких  колодцах  --  мгновенно
расстаться с жизнью там никому еще не удавалось.
     От  возбужденья  я  долгие  часы не мог уснуть, но наконец
забылся. Проснувшись, я, как и  прежде,  обнаружил  подле  себя
ломоть  хлеба  и кувшин с водой. Меня терзала жажда, и я залпом
осушил кувшин. К воде, верно,  примешали  какого-то  зелья;  не
успел я допить ее, как меня одолела дремота. Я погрузился в сон
-- глубокий, как сон смерти.
Название: Re: Рассказы
Отправлено: Барон Морт от 09 Декабря 2010, 17:23:43
 Долго ли я спал, я, разумеется, не знаю,  но  только,  когда я снова открыл глаза, я вдруг увидел, что  меня  окружает.  В  робком  зеленоватом  свете,   которого источник  я  заметил не сразу, мне открылись вид и размеры моей тюрьмы.
     Я намного ошибся, прикидывая протяженность стены. Она была
не более двадцати пяти ярдов. Несколько минут я  глупо  дивился
этому  открытию,  поистине  глупо!  Ибо  какое  значение в моих
ужасных обстоятельствах могла  иметь  площадь  темницы?  Но  ум
цеплялся  за  безделицы,  и  я  принялся истово доискиваться до
ошибки, какую сделал в своих расчетах. И наконец меня  осенило.
Сначала,  до того как я упал в первый раз, я насчитал пятьдесят
два шага; и,  верно,  упал  я  всего  в  двух  шагах  от  куска
мешковины,  успев  обойти почти всю стену. Потом я заснул, и со
сна, верно, пошел не в  ту  сторону;  понятно  поэтому,  отчего
стена представилась мне вдвое длинней. В смятении я не заметил,
что  в  начале  пути она была у меня слева, а в конце оказалась
справа.
     Относительно формы тюрьмы я  тоже  обманулся.  Я  уверенно
счел  ее весьма неправильной, нащупав на стене много углов, так
могущественно воздействие кромешной тьмы на того,  кто  очнулся
от  сна  или  летаргии!  Оказалось,  что  углы -- всего-навсего
легкие вмятины или углубления в  неравном  расстоянии  одна  от
другой.  Форма  же  камеры была квадратная. То, что принял я за
каменную кладку, оказалось железом или еще каким-то металлом  в
огромных листах, стыки или швы которых и создавали вмятины. Вся
поверхность  этого  металлического мешка была грубо размалевана
мерзкими, гнусными рисунками -- порождениями мрачных монашеских
суеверий. Лютые  демоны  в  виде  скелетов  или  в  иных  более
натуральных,  но страшных обличьях, безобразно покрывали сплошь
все стены. Я заметил, что контуры этих чудищ довольно четки,  а
краски грязны и размыты, как бывает от сырости. Потом я увидел,
что  пол  в  моей  тюрьме  каменный. Посередине его зияла пасть
колодца, которой я избегнул; но  этот  колодец  был  в  темнице
один.
     Все  это  смог  я  различить  лишь  смутно и с трудом; ибо
собственное  мое  положение  за   время   забытья   значительно
изменилось.  Меня  уложили  навзничь,  во весь рост на какую-то
низкую деревянную раму. Меня накрепко привязали к  ней  длинным
ремнем  вроде  подпруги.  Ремень  много  раз перевил мне тело и
члены, оставляя свободной только голову и левую руку, так  чтоб
я мог ценой больших усилий дотянуться до глиняной миски с едой,
стоявшей  подле на полу. К ужасу своему я обнаружил, что кувшин
исчез.  Я  сказал  --  "к  ужасу  своему".  Да,  меня   терзала
нестерпимая  жажда.  Мои мучители, верно, намеревались еще пуще
ее распалить; в глиняной миске лежало остро приправленное мясо.
     Подняв  глаза,  я  разглядел  потолок  своей  темницы.   В
тридцати  или  сорока  футах  надо  мной,  он состоял из тех же
самых, что и стены,  листов.  Чрезвычайно  странная  фигура  на
одном  из  них  приковала  мое  внимание.  Это была Смерть, как
обыкновенно ее изображают, но только вместо  косы  в  руке  она
держала  то,  что  при беглом взгляде показалось мне рисованным
маятником,  как  на  старинных  часах.  Однако  что-то  в  этом
механизме  заставило меня вглядеться в него пристальней. Пока я
смотрел прямо вверх (маятник приходился как раз надо мною), мне
почудилось,  что  он  двигается.  Минуту   спустя   впечатление
подтвердилось.   Ход   маятника  был  короткий  и,  разумеется,
медленный. Несколько мгновений я  следил  за  ним  с  некоторым
страхом,  но скорей с любопытством. Наконец, наскуча его унылым
качаньем, я решил оглядеться.
     Легкий шум привлек мой слух, я посмотрел на пол и  увидел,
как  его  пересекает  полчище огромных крыс. Они лезли из щели,
находившейся в моем поле зрения справа. Прямо у меня на  глазах
они  тесным  строем жадно устремлялись к мясу, привлеченные его
запахом. Немалого труда стоило мне отогнать их от миски.
     Прошло, пожалуй, полчаса, возможно,  и  час  (я  мог  лишь
приблизительно  определять  время), прежде чем я снова взглянул
вверх. То, что я увидел,  меня  озадачило  и  поразило.  Размах
маятника увеличился почти на целый ярд. Выросла, следственно, и
его  скорость. Но особенно встревожила меня мысль о том, что он
заметно опустился. Теперь я увидел, --  надо  ли  описывать,  с
каким  ужасом!  --  что  нижний  конец его имеет форму серпа из
сверкающей стали, длиною примерно с фут от рога до рога;  рожки
повернуты кверху, а нижний край острый, как лезвие бритвы; выше
от лезвия серп наливался, расширялся и сверху был уже тяжелый и
толстый.  Он  держался  на плотном медном стержне, и все вместе
шипело, рассекая воздух.
     Я не мог более сомневаться в том, какую  участь  уготовила
мне  монашья  изобретательность в пытках. Инквизиторы прознали,
что мне известно о колодце;  его  ужасы  предназначались  таким
дерзким  ослушникам,  как  я;  колодец  был  воплощенье ада, по
слухам, -- всех казней. Благодаря чистейшему случаю я не упал в
колодец. А я знал, что внезапность страданья, захват им  жертвы
врасплох  --  непременное  условие чудовищных тюремных расправ.
Раз уж я сам не свалился  в  пропасть,  меня  не  будут  в  нее
толкать,  не такова их дьявольская затея; а потому (выбора нет)
меня  уничтожат  иначе,  более  мягко.  Мягко!  Я   готов   был
улыбнуться сквозь муку, подумав о том, как мало идет к делу это
слово.
     Что   пользы   рассказывать   о   долгих,   долгих   часах
нечеловеческого ужаса, когда я считал  удары  стального  серпа!
Дюйм  за  дюймом,  удар  за ударом -- казалось, века проходили,
пока я это замечал -- но он  неуклонно  спускался  все  ниже  и
ниже!  Миновали  дни,  --  быть  может,  много  дней,  --  и он
спустился так низко, что обдал меня своим едким дыханьем. Запах
остро отточенной стали забивался мне в  ноздри.  Я  молился,  я
досаждал  небесам  своей  мольбой  о  том,  чтоб  он  спускался
поскорей. Я сходил с ума, я  рвался  вверх,  навстречу  взмахам
зловещего  ятагана.  Или  вдруг  успокаивался, лежал и улыбался
своей сверкающей смерти, как дитя -- редкой погремушке.
     Я снова лишился чувств -- ненадолго, ибо когда я  очнулся,
я  не понял, спустился ли маятник. А быть может, надолго, ибо я
сознавал присутствие злых духов, которые заметили мой обморок и
могли нарочно остановить качанье. Придя в себя, я  почувствовал
такую,  о!  невыразимую  слабость,  будто  меня  долго изнуряли
голодом. Несмотря на страданья,  человеческая  природа  требует
еды.  Я  с  трудом  вытянул левую руку настолько, насколько мне
позволяли путы,  и  нащупал  жалкие  объедки,  оставленные  мне
крысами. Когда я положил в рот первый кусок, в мозгу моем вдруг
мелькнул  обрывок мысли, окрашенной радостью, надеждой. Надежда
для меня -- возможно ли? Как я  сказал,  то  был  лишь  обрывок
мысли,  --  мало  ли  таких  мелькает в мозгу, не завершаясь? Я
ощутил, что мне  помстилась  радость,  надежда,  но  тотчас  же
ощутил,  как  мысль  о них умерла нерожденной. Тщетно пытался я
додумать ее, поймать, воротить. Долгие муки почти  лишили  меня
обычных  моих мыслительных способностей. Я сделался слабоумным,
идиотом.
     Взмахи маятника шли под  прямым  углом  к  моему  телу.  Я
понял,  что  серп  рассечет  меня  в  том месте, где сердце. Он
протрет мешковину, вернется, повторит свое дело опять... опять.
Несмотря на страшную ширь взмаха (футов тридцать, а то и более)
и шипящую мощь спуска, способную сокрушить и самые эти железные
стены, он протрет  мешковину  на  мне,  и  только!  И  здесь  я
запнулся.  Дальше  этой мысли я идти не посмел. Я задержался на
ней, я цеплялся за нее, будто бы так можно было удержать  спуск
маятника.  Я  заставил  себя  вообразить  звук,  с  каким  серп
разорвет мой балахон, тот озноб,  который  пройдет  по  телу  в
ответ  на  трение  ткани.  Я  мучил  себя  этим вздором, покуда
совершенно не изнемог.
     Вниз --  все  вниз  сползал  он.  С  сумасшедшей  радостью
противопоставлял я скорость взмаха и скорость спуска. Вправо --
влево  --  во  всю  ширь!  --  со скрежетом преисподней к моему
сердцу, крадучись, словно тигр. Я то хохотал, то рыдал, уступая
смене своих порывов.
     Вниз, уверенно, непреклонно вниз! Вот он  качается  уже  в
трех  дюймах  от  моей  груди.  Я  безумно,  отчаянно  старался
высвободить левую руку. Она была  свободна  лишь  от  локтя  до
кисти.  Я  только дотягивался до миски и подносил еду ко рту, и
то ценою мучительных усилий. Если б мне удалось высвободить всю
руку, я бы схватил маятник и постарался его  остановить.  Точно
так же мог бы я остановить лавину!
     Вниз,  непрестанно,  неумолимо вниз! Я задыхался и обмирал
от каждого его разлета. У меня все обрывалось внутри от каждого
взмаха. Мои глаза провожали его вбок и вверх  с  нелепым  пылом
совершенного  отчаяния.  Я  жмурился,  когда он спускался, хотя
смерть была бы избавленьем, о! несказанным избавленьем от  мук.
И  все  же  я  дрожал  каждой жилкой при мысли о том, как легко
спуск механизма введет острую сверкающую секиру мне в грудь. От
надежды дрожал я каждой жилкой, от надежды  обрывалось  у  меня
все  внутри.  О, надежда, -- победительница скорбей, -- это она
нашептывает  слова  утешенья   обреченным   даже   в   темницах
инквизиции.
     Я  увидел, что еще десять -- двенадцать взмахов -- и сталь
впрямь коснется моего балахона, и оттого я вдруг весь  собрался
и  преисполнился ясным спокойствием отчаяния. Впервые за долгие
часы -- или даже дни -- я стал думать.  Я  сообразил,  что  моя
подпруга,   мои   путы   --  цельные,  сплошные.  Меня  связали
одним-единственным ремнем. Где бы лезвие ни прошлось по  путам,
оно  рассечет  их так, что и сразу смогу высвободиться от них с
помощью левой руки. Только  как  же  близко  мелькнет  от  меня
сталь!  Как  гибельно может оказаться всякое неверное движенье!
Однако мыслимо ли, что  прихлебатели  палача  не  предусмотрели
такой  возможности?  Вероятно  ли, что тело мое перевязано там,
куда должен спуститься маятник?  Страшась  утратить  слабую  и,
должно  быть,  последнюю  надежду,  я  все же приподнял голову,
чтобы как следует разглядеть свою грудь. Подпруга обвивала  мне
тело и члены сплошь, но только не по ходу губительного серпа!
     Едва  успел  я  снова  опустить  голову,  и  в  мозгу моем
пронеслось то, что лучше всего  назвать  недостающей  половиной
идеи  об  избавлении, о которой я уже упоминал и которой первая
часть лишь смутно промелькнула в моем уме, когда я поднес еду к
запекшимся губам. Теперь мысль сложилась до конца, слабая, едва
ли здравая, едва ли ясная, но она сложилась.  Отчаяние  придало
мне сил, и я тотчас взялся за ее осуществление.
     В  течение  многих  часов  пол  вокруг  моего низкого ложа
буквально  кишел  крысами.   Бешеные,   наглые,   жадные,   они
пристально  смотрели  на  меня красными глазами, будто только и
ждали, когда я перестану шевелиться, чтобы тотчас сделать  меня
своей  добычей. "К какой же пище, -- думал я, -- привыкли они в
подземелье? "
     Как ни старался я отгонять их от миски,  они  съели  почти
все  ее  содержимое,  оставя лишь жалкие объедки. Я однообразно
махал  рукой  над  миской,   и   из-за   этой   бессознательной
монотонности  движения  мои  перестали  оказывать  действие  на
хищников. Прожорливые твари то и дело кусали меня за пальцы.  И
вот   последними  остатками  жирного,  остро  пахучего  мяса  я
тщательно натер свои путы, там, где сумел  дотянуться  до  них;
потом я поднял руку с пола и, затаив дыханье, замер.
     Сначала  ненасытных животных поразила и спугнула внезапная
перемена -- моя новая неподвижная  поза.  Они  отпрянули;  иные
метнулись  обратно  к  щели.  Но лишь на мгновенье. Не напрасно
рассчитывал я на  их  алчность.  Заметя,  что  я  не  шевелюсь,
две-три  самых  наглых  вспрыгнули  на  мою  подставку  и стали
обнюхивать подпругу. Прочие будто только ждали  сигнала.  Новые
полчища  хлынули  из щели. Они запрудили все мое ложе и сотнями
попрыгали прямо на меня. Мерное движенье маятника ничуть им  не
препятствовало.  Увертываясь  от ударов, они занялись умащенной
подпругой. Они теснились,  толкались,  они  толпились  на  моем
теле,  все  вырастая  в  числе. Они метались по моему горлу; их
холодные пасти тыкались в мои губы; они чуть не  удушили  меня.
Омерзение,  которого не передать никакими словами, мучило меня,
леденило тяжким, липким ужасом. Но еще минута -- и я понял, что
скоро  все  будет  позади.  Я  явственно  ощутил,  что   ремень
расслабился.  Значит,  крысы уже перегрызли его. Нечеловеческим
усилием я заставлял себя лежать тихо.
     Нет, я не ошибся в своих расчетах, я не  напрасно  терпел.
Наконец  я  почувствовал,  что свободен. Подпруга висела на мне
обрывками. Но маятник уже  коснулся  моей  груди.  Он  распорол
мешковину.  Он  разрезал  белье  под  нею.  Еще два взмаха -- и
острая боль пронзила меня насквозь.  Но  миг  спасенья  настал.
Мановением   руки   я  обратил  в  бегство  своих  избавителей.
Продуманным движеньем -- осторожно, боком, косо, медленно --  я
скользнул  прочь  из ремней так, чтобы меня не доставал ятаган.
Хоть на мгновенье, но я был свободен.
     Свободен!  И  в  тисках  инквизиции!  Едва  ступил   я   с
деревянного  ложа  пыток  на  каменный тюремный пол, как адская
машина перестала качаться, поднялась, и незримые силы унесли ее
сквозь потолок. Печальный урок этот привел меня в отчаяние.  За
каждым  движением  моим следят. Свободен! Я всего лишь избегнул
одной смертной муки ради другой муки, горшей, быть  может,  чем
сама  смерть.  Подумав  так,  я  стал  беспокойно  разглядывать
железные стены, отделявшие меня от мира. Какая-то странность --
перемена,  которую  и  не  вдруг  осознал,  --  без   сомненья,
случилась  в  темнице. На несколько минут я забылся в тревожных
мыслях; я терялся в тщетных, бессвязных догадках. Тут я впервые
распознал источник зеленоватого света, освещавшего  камеру.  Он
шел  из  прорехи  с  полдюйма  шириной,  которая опоясывала всю
темницу, по  низу  стен,  совершенно  отделяя  их  от  пола.  Я
пригнулся, пытаясь заглянуть в проем, разумеется, безуспешно.
     Когда я распрямился, мне вдруг открылась тайна происшедшей
в камере  перемены.  Я уже говорил, что, хотя роспись на стенах
по  очертаниям  была  достаточно  четкой,  краски   как   будто
размылись и поблекли. Сейчас же они обрели и на глазах обретали
пугающую,  немыслимую  яркость,  от  которой  портреты  духов и
чертей принимали вид непереносимый и для нервов более  крепких,
чем   мои.   Бесовские  взоры  с  безумной,  страшной  живостью
устремлялись на меня отовсюду, с тех мест, где только что их не
было и помину, и сверкали мрачным  огнем,  который  я,  как  ни
напрягал воображение, не мог счесть ненастоящим.
     Ненастоящим!  Да  ведь уже до моих ноздрей добирался запах
раскаленного железа!  Тюрьма  наполнилась  удушливым  жаром.  С
каждым  мигом все жарче горели глаза, уставившиеся на мои муки.
Все гуще заливал багрец намалеванные кровавые  ужасы.  Я  ловил
ртом  воздух!  Я  задыхался!  Так ват что затеяли мои мучители!
Безжалостные!  О!  Адские  отродья!  Я  бросился  подальше   от
раскаленного  металла  на середину камеры. При мысли о том, что
огонь вот-вот спалит меня дотла,  прохлада  колодца  показалась
мне  отрадой.  Я  метнулся  к  роковому  краю. Я жадно заглянул
внутрь. Отблески пылающей кровли высвечивали колодец до дна.  И
все  же  в  первый  миг  разум мой отказывался принять безумный
смысл того, что я увидел. Но страшная правда силой вторглась  в
душу,  овладела  ею,  опалила  противящийся  разум. О! Господи!
Чудовищно! Только не это! С воплем  отшатнулся  я  от  колодца,
спрятал лицо в ладонях и горько заплакал.
     Жар  быстро  нарастал,  и  я снова огляделся, дрожа, как в
лихорадке. В  камере  случилась  новая  перемена,  на  сей  раз
менялась  ее  форма.  Как  и  прежде,  сначала я тщетно пытался
понять, что творится вокруг. Но недолго терялся я  в  догадках.
Двукратное мое спасенье подстрекнуло инквизиторскую месть, игра
в  прятки  с  Костлявой  шла  к  концу. Камера была квадратная.
Сейчас я увидел, что два железных угла  стали  острыми,  а  два
других,    следственно,    тупыми.    Страшная   разность   все
увеличивалась с каким-то глухим не то грохотом, не  то  стоном.
Камера тотчас приняла форму ромба. Но изменение не прекращалось
-- да я этого и не ждал и не хотел. Я готов был прижать красные
стены  к груди, как покровы вечного покоя. "Смерть, -- думал я,
-- любая смерть, только бы не в колодце!  "  Глупец!  Как  было
сразу  не  понять,  что в колодец-то и загонит меня раскаленное
железо! Разве можно выдержать его  жар?  И  тем  более  устоять
против  его напора? Все уже и уже становился ромб, с быстротой,
не оставлявшей времени для размышлений. В самом центре ромба и,
разумеется,  в  самой  широкой  его  части  зияла  пропасть.  Я
упирался,  но  смыкающиеся стены неодолимо подталкивали меня. И
вот уже на твердом полу темницы не осталось ни дюйма для  моего
обожженного,  корчащегося  тела.  Я  не сопротивлялся более, но
муки души вылились в громком, долгом, отчаянном  крике.  Вот  я
уже закачался на самом краю -- я отвел глаза...
     И  вдруг  --  нестройный  шум  голосов! Громкий рев словно
множества труб! Гулкий грохот, подобный тысяче громов! Огненные
стены отступили! Кто-то схватил меня за руку,  когда  я,  теряя
сознанье,  уже  падал  в  пропасть.  То  был  генерал  Лассаль.
Французские войска вступили в Толедо. Инквизиция была во власти
своих врагов.
Название: Re: Рассказы
Отправлено: Барон Морт от 09 Декабря 2010, 17:25:56
                                                    СИЛА СИЛЬНЫХ


                                  Притчи не лгут, но лгуны говорят притчами.
                                                                    Лип-Кинг

Длиннобородый умолк, облизал сальные пальцы и вытер их о  колени,  едва прикрытые потрепанной медвежьей шкурой. Около старика  на  корточках  сидели трое парней, его внуки: Быстроногий Олень, Желтоголовый и Боящийся  Темноты . Они были похожи друг на друга - худые, нескладные, узкобедрые, кривоногие  и в то же время широкие в груди, тяжелоплечие, с  огромными  руками;  на  всех троих болтались шкуры каких-то диких  зверей.  Грудь,  плечи,  руки  и  ноги обросли густой растительностью. Спутанные волосы на голове то и дело космами
спадали на  черные,  точно  бусинки,  по-птичьи  блестящие  глаза.  Сходство дополняли узкие лбы, широкие скулы и тяжелые, выдвинутые вперед подбородки . Ночь стояла такая  звездная,  что  видно  было,  как  гряда  за  грядой тянулись, покуда хватал глаз, покрытые лесами холмы. Где-то  далеко  плясали на небе отсветы  извергающегося  вулкана.  Позади  людей  чернело  отверстие пещеры - оттуда тянуло холодком. Подле ярко пылающего костра лежали  остатки медвежьей  туши,  а  на  приличном  расстоянии  припали  к  земле  огромные , косматые, волчьего обличья, псы . Под рукой  у  каждого  из  сидевших  вокруг костра были лук, стрелы и увесистая дубинка. Прислоненные к скале у входа  в пещеру стояли грубые копья .
     - Вот так мы и покинули пещеры  и  стали  жить  на  деревьях,  -  снова
заговорил Длиннобородый.
     Внуки неудержимо,  по-детски  рассмеялись  над  только  что  услышанным рассказом. Хохотнул и Длиннобородый, и пятидюймовая костяная игла,  продетая сквозь хрящ в носу, нелепо затряслась, запрыгала,  придавая  его  физиономии еще большую свирепость. Старик не произнес этих  слов,  но  животные  звуки, которые он издал губами, обозначали то же самое.
     -  Это  первое,  что  я  помню  о  Приморской   Долине,   -   продолжал
Длиннобородый. - Да, мы были глупы. Мы не знали, в  чем  секрет  силы.  Ведь каждая семья жила сама по себе и заботилась только о себе. Тридцать семей  в племени, а силы нашей не прибывало. Мы  боялись  друг  друга,  не  ходили  в гости. Мы построили шалаши на деревьях, а снаружи, у  входа,  держали  груду камней, которыми встречали тех, кто приходил к нам. К тому  же  у  нас  были копья и стрелы. Никто не осмеливался пройти под деревом, принадлежащим чужой семье. Мой брат как-то сделал это, и старый Бу-уг проломил ему череп, и брат
умер .
     Бу-уг был очень сильный. Говорят, что он мог оторвать человеку  голову . Я не слышал, чтобы он оторвал кому-нибудь голову, потому что все боялись его и прятались подальше. И отец мой боялся. Однажды, когда отец был на  берегу Бу-уг погнался за матерью. Она не могла бежать быстро, потому что накануне в горах мы собирали ягоды и медведь порвал ей ногу. Бу-уг поймал ее и  потащил к себе на дерево. Отец не решился  сделать  так,  чтобы  она  вернулась.  Он
испугался Бу-уга. А тот сидел на дереве и корчил ему рожи.
     Отец не очень горевал. Жил среди нас еще один сильный человек.  Крепкая Рука. Он умел хорошо ловить рыбу. Как-то  Крепкая  Рука  полез  за  птичьими яйцами и сорвался с утеса. После этого он потерял свою  силу.  Стал  подолгу кашлять, спина у него согнулась. Тогда отец  взял  жену  Крепкой  Руки.  Тот пришел к нам под дерево и кашлял, а отец смеялся и бросал  в  него  камнями . Таковы были обычаи в те времена. Мы не знали,  как  соединить  нашу  силу  и сделаться по-настоящему сильными.
     - Неужели и брат отнимал жену у брата? - подивился Быстроногий Олень.
     - Да, отнимал, когда решал жить отдельно, на собственном дереве.
     - А у нас так не делается, - сказал Боящийся Темноты.
     - Потому что я научил кое-чему ваших  отцов.  -  Длиннобородый  засунул волосатую руку в медвежью тушу, вытащил  пригоршню  нутряного  сала  и  стал задумчиво сосать его. Потом  обтер  пальцы  и  продолжал:  -  То,  о  чем  я рассказываю, происходило очень давно, когда мы не все понимали .
     - Нужно быть глупцом, чтобы не  все  понимать,  -  заметил  Быстроногий Олень .
     И Желтоголовый одобрительно заворчал.
     - Верно, я расскажу, как  потом  мы  стали  еще  большими  глупцами .  И все-таки в конце концов мы кое-чему научились. Вот как это случилось.
     Мы, рыбоеды, не умели тогда соединять нашу силу так, чтобы сила племени была силой всех нас. А вот за перевалом, в Большой Долине, жили мясоеды. Они стояли друг за друга, вместе охотились, ловили рыбу, вместе воевали.  И  вот они пошли на нас. Каждая  семья  забилась  в  свою  пещеру,  попряталась  на деревьях . Мясоедов было всего десять человек, но они сражались вместе, а  мы каждый за себя.
     Длиннобородый долго и старательно считал на пальцах.
     - У нас было шестьдесят  человек,  -  объяснил  он  наконец  жестами  и звуками . - Мы были сильны,  но  не  знали  этого.  Мы  видели,  как  мясоеды карабкались на дерево Бу-уга. Он хорошо дрался, но  что  он  мог  сделать  в одиночку? Ведь остальные просто смотрели. Когда несколько  мясоедов  полезли на дерево, Бу-уг вынужден был высунуться из шалаша,  чтоб  сбросить  на  них камни. Другие только того и ждали: засыпали его стрелами. Так  пришел  конец Бу-угу.
     Потом мясоеды принялись за Одноглазого, который вместе с семьей забился в пещеру. Они разложили у входа костер и стали выкуривать их точно  так  же , как мы сегодня выкурили из берлоги медведя. Потом мясоеды побежали к  дереву Шестипалого, и пока они расправлялись с ним  и  с  его  взрослым  сыном,  мы кинулись прочь. Но мясоеды  поймали  нескольких  наших  женщин,  убили  двух стариков, которые не могли бежать быстро, и кое-кого из  детей.  Женщин  они увели с собой, в Большую Долину .
   Когда те, кто уцелел, вернулись, решено было созвать совет. Так решили , наверное, потому, что все были напуганы и поняли, как нужны друг другу.  Да , мы держали совет, наш первый настоящий совет. И на том  совете  договорились создать племя. Урок пошел нам на пользу. Каждый из десяти мясоедов  сражался за десятерых, потому что все десять сражались  заодно.  Они  соединили  свои силы. А у нас тридцать семей - шестьдесят  человек  -  обладали  силой  лишь
одного человека, потому что каждый сражался в одиночку.
     Мы  совещались  долго,  нам  было  трудно  договориться,  ибо   мы   не
пользовались словами, как теперь. Потом, много лет спустя, человек по  имени Гнида придумал несколько слов, потом другие  тоже.  Но  в  конце  концов  мы все-таки договорились соединить наши силы и быть заодно, когда мясоеды снова надумают прийти из-за перевала и похитить наших  женщин.  Так  было  создано племя .
     Мы поставили двух мужчин поочередно днем и ночью дежурить на  перевале , чтобы предупредить нас, если придут  мясоеды.  Они  стали  глазами  племени . Кроме того, племя назначило десять человек, которые должны были всегда иметь при себе дубинки, копья и стрелы и быть готовыми отразить нападение. Прежде , отправляясь ловить рыбу, собирать моллюсков или птичьи яйца, человек брал  с собой оружие. Половину времени он собирал пищу, а половину следил, как бы на
него не напал кто-нибудь. Теперь дела пошли по-иному.  Мужчины  уходили  без оружия, чтобы без опаски, не отвлекаясь, добывать  пищу.  Когда  в  горы  за кореньями или ягодами отправлялись женщины, их сопровождали пять  воинов.  А на перевале дни и ночи напролет глаза племени следили за врагом .
     Но потом начались раздоры. И как всегда, из-за женщин. Холостые мужчины пытались  отнять  чужих  жен,  и  часто  случались  драки  -  то   размозжат кому-нибудь голову, то проткнут копьем. Пока  один  из  стражей  дежурил  на перевале, у него похитили жену, и он  прибежал,  чтобы  отбить  ее.  За  ним пришел и второй страж, опасаясь за свою жену. Произошла ссора  и  среди  тех десяти воинов, которые всегда Носили при себе оружие; разделившись  пополам , они сражались друг против друга, пока пятеро из них под натиском  соперников
не отступили к берегу.
     Так племя лишилось глаз и воинов. У нас уже не  было  силы  шестидесяти человек. У нас совсем не было  силы.  Тогда  мы  еще  раз  созвали  совет  и установили первые законы. Я в то время был юнцом, но я помню.  Мы  порешили , что не должны сражаться между собой, если хотим быть сильными, и  что  племя будет сурово расправляться с тем, кто  убьет  человека.  По  другому  закону племя получало  право  сурово  карать  того,  кто  похитит  чужую  жену.  Мы установили, что, если человек, обладающий большой силой, обижает братьев  по
племени, остальные обязаны лишить его силы. Если  позволить  ему,  пользуясь силой, обижать других, то людей охватит страх,  и  племя  распадется,  и  мы снова станем такими же слабыми, как в первое нашествие мясоедов, когда убили Бу-уга.
     Жил среди нас сильный человек по имени Голень, очень  сильный  человек , который не признавал закона. Он полагался  только  на  свою  силу  и  потому забрал жену у Трехстворчатой Раковины. Тот  стал  было  драться,  но  Голень раздробил ему череп. Однако Голень забыл, что, решив соблюдать  закон ,  люди соединили свои силы, и  племя  убило  его,  а  тело  повесили  на  суке  его собственного дерева в знак того, что закон сильнее любого человека.  Мы  все были законом, и нет никого, кто был бы могущественнее закона .
     Случались  и  иные  беспорядки,  ибо  знайте,  о   Быстроногий   Олень,
Желтоголовый и Боящийся Темноты, -  нелегко  создать  племя.  И  было  много всяких споров, порой мелочей,  которые  следовало  уладить.  А  чего  стоило собрать всех на совет! Мы совещались утром и днем, вечером и ночью. У нас не оставалось времени добывать пищу, потому что  вечно  возникали  какие-нибудь дела: то назначить на перевал новых стражей, то решить,  какую  долю  добычи отдавать тем, кто всегда носил при себе оружие и  не  мог  поэтому  добывать
пищу.
     Чтобы все уладить, нужен был старший, который стал бы голосом совета  и отчитывался перед ним. Мы выбрали Фит-фита. Он был сильный и хитрый, а когда сердился, делал ртом "фит-фит", словно дикая кошка.
     Тем десяти, которые охраняли племя, поручили навалить стену из камней в самой узкой части долины. Им помогали женщины,  подростки  и  даже  мужчины , пока стена не стала совсем крепкой. Люди покинули свои пещеры, спустились  с деревьев и построили хижины под прикрытием стены.  Большие  хижины  удобнее , чем пещеры и шалаши на деревьях, и жить стало лучше, ибо все соединили  свои силы и образовали  племя.  Благодаря  стене,  воинам  и  стражам  у  племени
оставалось больше времени охотиться, ловить рыбу, собирать коренья и  ягоды .
Было вдоволь хорошей пищи, никто не голодал. А Трехногий - его прозвали  так потому, что в детстве ему перебили ноги и он ковылял с палкой,  -  так  вот Трехногий набрал семян дикой кукурузы и посеял их возле дома в долине. Потом он посадил корнеплоды и всякие другие растения, которые нашел в горах.
     Благодаря построенной нами стене, нашим воинам и стражам мы чувствовали себя в Приморской Долине в полной безопасности, и никто не дрался из-за еды , потому что ее хватало на всех. К  нам  стали  приходить  целыми  семьями  из других племен в соседних долинах, а также из-за  гор,  где  люди  жили,  как животные. И вскорости в Приморской Долине поселилось так много  народу,  что не сосчитать семей. Но еще до того кто-то надумал  поделить  землю ,  которая
прежде была общей и  принадлежала  всем.  Пример  показал  Трехногий,  когда посадил кукурузу. Большинство, однако, не заботилось  о  земле.  Мы  считали глупым ограждать камнями участки. Пищи было  вдоволь,  а  что  еще  человеку нужно? Помню, как мы с отцом делали ограду для  Трехногого,  и  он  дал  нам взамен кукурузы.
     Так  и  получилось,  что  землю  захватили  немногие,  и  больше   всех
Трехногий. Некоторым очень хотелось получить участки,  и  те,  у  кого  была земля, отдавали ее за кукурузу, вкусные  коренья,  медвежьи  шкуры  и  рыбу , которую земледельцы выменивали у рыбаков. Словом, не успели  мы  оглянуться , как свободной земли не осталось.
     В то приблизительно время умер Фит-фит,  и  вождем  выбрали  его  сына . Собачьего Клыка. Он сам потребовал, чтобы его сделали вождем. Он даже считал себя более мудрым вождем, чем отец. И в самом деле, поначалу он был  хорошим вождем, много старался, так что совету постепенно нечего стало  делать.  Тут выплыл еще один, Кривогубый, и стал важным человеком в Приморской Долине. Мы никогда не замечали за  ним  каких-нибудь  особых  достоинств,  пока  он  не объявил, что умеет разговаривать с тенями умерших.  После  мы  прозвали  его Жирным, потому что он не работал, много ел и стал большим и толстым.  Жирный
объявил, что только ему ведомы тайны смерти, что он слышит  голос  бога.  Он заделался дружком Собачьего Клыка, и тот приказал построить Жирному  большую хижину. Жирный наложил на хижину табу и держал там бога.
     Собачий Клык понемногу прибирал к рукам дела совета, а когда в  племени стали роптать, угрожая, что назначат другого вождя. Жирный  посоветовался  с богом и сказал, будто это противно воле божьей. Вождя поддерживал  Трехногий и другие владельцы земли. Они подговорили самого сильного в совете. Морского Льва, и втихомолку дали ему земли,  множество  медвежьих  шкур  и  несколько корзин кукурузы. И тогда Морской Лев сказал, что устами Жирного глаголет бог и что мы должны ему подчиняться. Скоро Морского  Льва  назначили  помощником Собачьего Клыка, и он говорил от имени вождя.
     А еще был в племени Пустой Живот, низенький и такой тонкий  посередине , как будто никогда не ел досыта. В устье реки, там, где отмель гасила  волны , он устроил большую вершу. Никто до него не додумался ловить рыбу вершей.  Он делал ее несколько недель подряд, ему помогали жена и дети, а мы  потешались над его затеей. Но когда все было  готово,  он  в  первый  же  день  наловил столько рыбы, сколько не удавалось целому племени за неделю, и мы веселились такой удаче. На реке оказалось другое подходящее для верши  место,  и  мы  с
отцом и еще человек десять решили последовать примеру Пустого Живота. Но  из большой хижины, выстроенной для Собачьего Клыка,  прибежали  стражники.  Они принялись колоть нас копьями и приказали убираться вон,  потому  что  Пустой Живот по разрешению Морского Льва, который был подголоском Собачьего  Клыка , сам задумал поставить там вершу.
     Поднялся ропот, и мой  отец  потребовал  созвать  совет.  Но  когда  он поднялся, чтобы говорить, Морской Лев проткнул  ему  горло  копьем,  и  отец умер. А Собачий Клык, Пустой Живот, Трехногий  и  все,  кто  владел  землей , сказали, что так надо. Жирный поддакнул:  такова,  дескать,  воля  господня . После этого люди боялись говорить в совете, и совет распался .      А был такой - звали его Свиное Рыло, - который надумал  разводить  коз . Он узнал, что так делают мясоеды, и скоро козы ходили у него стадами. Те,  у кого не  было  ни  земли,  ни  вершей,  нанимались  к  Свиному  Рылу,  чтобы заработать еду, - они ходили за козами, охраняли  их  от  волков  и  тигров , гоняли на пастбища в горы.  За  это  он  давал  им  козлиное  мясо  и  шкуры прикрывать тело, а они нередко меняли козлятину на рыбу, кукурузу и коренья .
     В то время  как  раз  и  появились  деньги.
Название: Re: Рассказы
Отправлено: Барон Морт от 09 Декабря 2010, 17:27:25
 Выдумал  их  Морской  Лев,
посоветовавшись с Собачьим Клыком и Жирным. Дело в том, что эта троица имела долю во всем, что добывалось в Приморской  Долине.  Из  каждых  трех  корзин кукурузы одну отдавали им. То же самое с рыбой и козами. Они кормили  воинов и стражей, а остальное забирали себе. Иногда после  большого  улова  они  не знали, что делать  со  своей  долей.  И  вот  Морской  Лев  заставил  женщин изготавливать из ракушек деньги  -  маленькие  круглые  пластинки,  гладкие , красивые, с отверстием посередине. Пластинки  нанизывали  на  нитки,  и  эти
нитки стали называть деньгами .
     За одну нитку давали тридцать или сорок рыб, а женщинам, которые делали по нитке в день, давали по  две  рыбины  каждой  из  доли  Собачьего  Клыка , Жирного и Морского Льва, которую они не могли  съесть.  Поэтому  все  деньги принадлежали им. Потом они сказали Трехногому и другим землевладельцам,  что будут брать свою долю кукурузы и корнеплодов деньгами; Пустому  Животу  тоже сказали, что долю рыбы будут брать деньгами, а  Свиному  Рылу  сказали,  что
будут брать свою долю коз и сыра деньгами. Так получилось,  что  человек,  у которого ничего не было, вынужден был работать на того, кто чем-то владел , и ему платили деньгами. На них он  покупал  кукурузу,  рыбу,  мясо  и  сыр .  А Трехногий и другие богатей давали Собачьему Клыку, Морскому Льву  и  Жирному их долю деньгами. Эти трое платили деньги воинам и стражам, а те  на  деньги покупали еду. А поскольку деньги были дешевы,  Собачий  Клык  многих  сделал своими воинами. Деньги нетрудно было изготовить, и некоторые попытались сами делать пластинки из  раковин.  Но  стражники  били  их  копьями  и  засыпали
стрелами,  утверждая,  что  те,  кто  делает  деньги,  стараются   подорвать могущество племени. А подрывать могущество племени нельзя, ибо тогда  придут из-за гор мясоеды и всех перебьют.
     Жирный толковал волю бога, но потом он призвал Сломанное Ребро и сделал его жрецом, чтобы тот толковал  его.  Жирного,  собственную  волю  и  держал вместо него речи. И оба заставили других служить им. Также поступил и Пустой Живот, и Трехногий, и Свиное Рыло - подле их  хижин  постоянно  валялись  на солнышке какие-то бездельники, которых они посылали с  разными  поручениями .
Таким образом, все больше и больше людей отрывали  от  работы,  а  остальным приходилось трудиться тяжелее, чем прежде.  Оказалось,  что  иные  не  хотят работать и ищут способа, как заставить других  работать  на  них.  Один,  по прозвищу Кривой, нашел  такой  способ.  Он  первым  приготовил  из  кукурузы огненный напиток. И после он уже не работал, так как втихомолку сговорился с Собачьим Клыком, Жирным и другими хозяевами, что он будет единственным, кому разрешено делать огненный напиток. Но Кривой сам-то ничего не делал. За него работали другие, а он платил им деньги. Потом он продавал  напиток,  и  люди охотно покупали. А сколько ниток денег он передал Собачьему Клику,  Морскому
Льву и прочим - не счесть!
     Когда Собачий Клык решил взять вторую жену,  а  потом  и  третью,  его , конечно, поддержали Жирный и Сломанное Ребро. Они сказали, что Собачий  Клык не такой, как все, и что над ним - только  бог,  которого  Жирный  прятал  в своем закрытом доме. Собачий Клык подтвердил их слова и сказал, что хотел бы знать, кто недоволен тем, что у  него  много  жен.  И  еще  Собачьему  Клыку сделали большую лодку, и ради этого он оторвал много людей  от  работы:  они подолгу болтались без дела и, лишь когда он решал выехать на лодке, садились за  весла.  Кроме  того,  он  назначил  Тигриную   Морду   начальником   над стражниками, и тот стал правой рукой вождя и убивал людей, которые  пришлись вождю не по сердцу. Тигриная Морда, в свою очередь, назначил себе помощника,
и тот  стал  правой  рукой  начальника  и  убивал  людей,  которые  пришлись начальнику не по сердцу .
     И вот что странно:  чем  тяжелее  становилась  работа,  тем  меньше  мы получали еды.
     - Однако у вас были козы и кукуруза, корнеплоды и  верши  для  рыбы,  -
возразил Боящийся Темноты. - Вы работали и не могли добыть себе пищу?
     - Почему же, конечно, могли, - согласился Длиннобородый. - Три человека ловили вершей больше рыбы, чем все племя прежде, когда мы не  знали  вершей . Но разве я не сказал вам, что мы были глупцами? Чем больше пищи мы научились добывать, тем меньше мы ели.
     - И вы не понимали, что все поедали  те,  кто  не  работал?  -  спросил
Желтоголовый .
     Длиннобородый печально покачал головой.
     - Собаки у вождя отяжелели от мяса,  и  люди,  которые  не  работали  и валялись на солнце, заплыли жиром, в то время как маленькие дети плакали  от голода и не могли уснуть.
     Подавленный страшной картиной голода, Быстроногий Олень оторвал от туши кусок мяса и, наколов на палку, обжарил его на угольях. С аппетитом,  громко причмокивая, он съел мясо. Длиннобородый продолжал:
     - Когда мы начинали  роптать,  вставал  Жирный  и  говорил,  будто  бог повелел избранным владеть  землей  и  козами,  рыбными  вершами  и  огненным напитком, что без таких мудрых людей мы превратились бы в диких зверей - как в те времена, когда мы жили на деревьях.
     За ним вставал бард, что был при Собачьем Клыке. Его прозвали Гнидой  - такой маленький, уродливый, скрюченный, не умел ни работать, ни воевать.  Но он любил сочные мозговые кости, вкусную рыбу, парное  козье  молоко,  свежие побеги молодой кукурузы и удобное место у очага. Он  стал  слагать  песни  в честь вождя - сумел ничего не делать и быть сытым.  А  когда  люди  начинали роптать, иные даже забрасывали камнями дом вождя, он затягивал песню о  том , как хорошо быть рыбоедом. Он пел, что мы избранники божьи и самые счастливые
люди на земле. Он называл мясоедов хищными воронами и  грязными  свиньями  и призывал нас сражаться и доблестно умирать, выполняя волю господню,  который повелел уничтожать мясоедов. От той песни в сердце у нас вспыхивал  пламень , мы требовали, чтобы нас вели на мясоедов. Мы забывали б голоде,  забывали  о своем недовольстве и с криками шли за Тигриной Мордой  через  перевал,  били мясоедов и радовались победе.
     Но ничто  не  менялось  от  этого  в  Приморской  Долине.  Единственно , нанимаясь в батраки к Трехногому, Пустому Животу  или  Жирному,  можно  было прокормить себя - ведь незанятой земли, где бы человек  мог  выращивать  для себя кукурузу, больше не оставалось. Часто у  Трехногого  и  его  друзей  не хватало на всех работы. Тогда люди голодали, голодали их жены, дети и старые матери. Тигриная Морда объявил, что  желающие  могут  стать  стражниками,  и многие соглашались и после ничем не занимались, кроме как  колотили  копьями
тех, кто работал и ворчал, что приходится кормить столько бездельников.
     Когда люди начинали роптать,  Гнида  пел  песни.  Он  пел  о  том,  что Трехногий, Свиное Рыло и остальные - сильные и мудрые вожди,  и  потому  все принадлежит им. Мы должны гордиться ими, говорилось в песне,  и  благодарить судьбу. Не будь их, мы погибли бы от  собственного  ничтожества  и  от  руки мясоедов. Поэтому мы должны быть счастливы, отдавая все, что  они  пожелают .
Жирный, Свиное Рыло и Тигриная Морда довольно кивали головой.
     "Тогда я тоже буду сильным", - заявил однажды Длиннозубый.
     Он собрал кукурузы, наварил огненного напитка и начал продавать его  за нитки денег. Кривой стал кричать, что у Длиннозубого нет на это права. А тот сказал, что он тоже сильный, и пообещал размозжить Кривому голову,  если  он поднимет шум. Кривой испугался и побежал к Трехногому и Свиному Рылу.  Потом втроем они пошли к Собачьему Клыку. Тот призвал  к  себе  Морского  Льва,  а Морской  Лев  отправил  гонца  к  Тигриной  Морде.  Тигриная  Морда   послал стражников, и те сожгли дом Длиннозубого вместе с огненным напитком, который он наварил. Жирный сказал, что это справедливо, а Гнида пел  новую  песню  о том, что следует блюсти закон, что  Приморская  Долина  -  самое  прекрасное
место на свете и каждый, кто любит ее, должен идти уничтожать злых мясоедов.
У нас в сердце снова вспыхивало пламя, и мы забывали свой гнев.
     Странные дела творились в  долине.  Когда  у  Пустого  Живота  случался хороший улов и приходилось за  небольшие  деньги  отдавать  много  рыбы,  он бросал ее обратно в море, чтобы за оставшуюся часть получить  больше  денег.
Иногда Трехногий даже не засевал  свои  огромные  поля,  чтобы  выручить  за кукурузу побольше. Женщины делали много-много пластинок из  раковин,  потому что требовалась уйма денег, чтобы  купить  что-нибудь.  Тогда  Собачий  Клык запретил изготавливать пластинки. Женщины  остались  без  работы,  их  стали нанимать на место мужчин. Я вот, помню, ловил рыбу вершей  и  получал  нитку
денег каждые пять дней. Пришла сестра, ей стали давать нитку за десять дней.
Труд женщин обходился дешевле, да и еды им требовалось  меньше.  "А  мужчины должны поступать в стражники", - заявил Тигриная Морда. Я-то  не  мог  стать стражником: с детства прихрамывал на одну ногу, и начальник не взял бы меня.
Много было таких, как я. Мы, убогие, могли только клянчить работу или ходить за детишками, пока женщины были заняты.
     Желтоголовый тоже захотел есть и обжарил на угольях кусок медвежатины.
     - Почему же вы не восстали, не перебили их - Трехногого,  Свиное  Рыло , Жирного и всех остальных? - удивленно спросил Боящийся Темноты.  -  Тогда  у вас была бы пища.
     - Мы не понимали этого, - отвечал  Длиннобородый.  -  Забот  всяких  по горло, да потом эти стражники с копьями, и болтовня Жирного насчет  бога,  и Гнида со своими песнями. А когда кто-нибудь начинал задумываться и  делиться мыслями с другими, его забирали  стражники  Тигриной  Морды,  привязывали  к скале у самой воды, и он погибал во время прилива .
     Непонятная это штука - деньги! Точно  те  песни,  что  пел  Гнида.  Чем больше их, тем, казалось, лучше, а выходило  наоборот.  Мы  долго  не  могли взять в толк, в чем тут дело. А Собачий Клык - так тот начал копить  деньги .
Он собирал их в груду в особом доме, и стражники охраняли этот дом  денно  и нощно. И чем больше там набиралось денег,  тем  они  становились  дороже,  и приходилось дольше работать за нитку пластинок. Да еще все время говорили  о войне с мясоедами, и Собачий Клык с Тигриной  Мордой  набивали  свои  хижины зерном, вяленой рыбой, копченой козлятиной и сыром. Столько  всяких  запасов понаделали, а людям в горах не хватало еды. И что  вы  думаете?  Как  только
люди начинали громко роптать. Гнида затягивал новую песню.  Жирный  говорил , что бог повелел уничтожить мясоедов, а Тигриная Морда снова  вел  нас  через перевал убивать и умирать. Я не годился в воины, которые  толстели,  валяясь на солнце, но когда объявляли войну,  Тигриная  Морда  брал  меня  вместе  с остальными. Мы сражались до тех пор, пока не выходили запасы еды.  Тогда  мы возвращались и принимались снова работать и заготовлять пишу .
     - Какие-то ненормальные вы были! - изрек Быстроногий Олень.
     - И вправду ненормальные, - согласился Длиннобородый. -  Мы  ничего  не понимали, ровным счетом ничего. Раздробленный Нос твердил, что все   устроено несправедливо и плохо. Верно, мы стали сильными лишь тогда, когда  соединили силы, говорил он. Справедливо было и то, что в  племени  стали  лишать  силы тех, кто обижал и задирал  других,  кто  отнимал  у  братьев  жен  и  убивал соседей. Но теперь племя не набирает силы, а слабеет, говорил он, потому что появились люди с иной силой, они вредят племени. Это Трехногий,  за  которым сила земли, это Пустой Живот, за которым сила рыболовной верши. Свиное Рыло,
за  которым  сила  козьего  мяса.  Надо  лишить  их   злой   силы,   говорил
Раздробленный Нос, надо заставить таких людей работать и установить: кто  не работает, тот не ест.
     А Гнида уже пел о таких, как Раздробленный  Нос:  они,  дескать,  тянут назад, жить на деревьях.
     Нет, отвечал Раздробленный Нос, нет, он не тянет назад, он  хочет  идти вперед. Мы стали сильными тогда, когда соединили  свои  силы.  Если  рыбоеды соединят свою силу с силой мясоедов, не будет ни  сражений,  ни  воинов,  ни стражей, все станут трудиться, и будет так много еды, что  каждому  придется работать не больше двух часов в день.
     Но Гнида в песнях своих твердил, что Раздробленный  Hoc  -  лентяй.  Он сочинил какую-то коварную "Песнь о пчелах", и  те,  кто  слушал  ее,  теряли рассудок, как от  крепкого  огненного  напитка.  В  песне  рассказывалось  о трудолюбивом пчелином рое и разбойной осе, которая таскала из сот  мед.  Оса была ленивая, она жужжала, что работа ни к чему  и  выгоднее  подружиться  с медведями, ибо они добрые и не таскают мед. Хотя  Гнида  говорил  обиняками , все понимали, что пчелиный рой - это наше племя в Приморской Долине, медведи
- мясоеды, а ленивая  пчела  -  Раздробленный  Нос.  Гнида  пел,  что  пчелы послушались осу и рой начал погибать, и тут люди невольно заворчали,  у  них сжимались кулаки. А когда он запел про то, как пчелы  поднялись  и  зажалили осу  до  смерти,  люди  набрали   камней   и   принялись   забрасывать   ими Раздробленного Носа. Тот упал, а они бросали и бросали, пока не завалили его грудой камней. И среди тех, кто бросал тогда камни, были  самые  что  ни  на есть бедняки, которые тяжко трудились, но никогда не ели досыта .
     После смерти Раздробленного Носа  нашелся  лишь  один,  кто  не  боялся встать и высказать то, что он думает. То был Волосатый. "Куда девалась  сила сильных? - вопрошал он. - Мы сильные, вместе  мы  сильнее  Собачьего  Клыка, Тигриной Морды, Трехногого, Свиного Рыла и остальных, которые не работают, а жрут и наносят нам урон своей злой силой. Рабы не бывают сильными.  Если  бы тот, кто первым высек огонь, захотел воспользоваться своей силой,  мы  стали бы его рабами, как сегодня мы рабы Пустого Живота, который придумал вершу, и
людей, которые придумали, как возделывать  землю,  разводить  коз  и  варить огненный напиток. Когда-то мы жили на деревьях, братья мои, и на каждом шагу нас подстерегали опасности. Потом мы перестали драться друг с другом, потому что соединили свои силы. Так зачем нам сражаться с мясоедами?  Не  лучше  ли нам соединить наши силы? Тогда мы будем поистине сильными. Будем действовать сообща, рыбоеды и мясоеды, будем вместе уничтожать  хищников,  разводить  на
горных склонах коз, выращивать в долинах кукурузу  и  корнеплоды.  Мы  будем такими сильными, что хищники убегут и погибнут. И не будет нам преград,  ибо сила каждого превратится в силу всех людей на земле".
     Так говорил Волосатый, но они убили его, объявив, что он сумасшедший  и тянул нас назад, жить на деревьях.  Почему?  Всякий  раз,  когда  кто-нибудь хотел идти вперед, те, что топтались на  месте,  кричали:  он  тянет  назад, уничтожить его! И бедняки тоже забрасывали такого камнями, потому  что  были глупы. Мы все были глупы, кроме тех, кто не работал и жирел.  О,  они  знали свое дело! Глупцы назывались мудрыми, а мудрых забрасывали камнями. Те,  кто работал, не ел вдоволь, а кто не работал, обжирался .
     Племя теряло былую силу. Дети рождались больными и хилыми. Мы мало ели , среди нас начались болезни, и люди гибли, как мухи. Вот тогда-то и нагрянули мясоеды. Мы слишком часто ходили на них войной, теперь они пришли  отплатить нам кровью за кровь. Племя было слабое, мы не смогли удержать стену. Мясоеды перебили почти всех, кроме нескольких  женщин,  которых  увели  с  собой  за перевал. Гниде и мне удалось спастись. Я спрятался в глухой чащобе, охотился и не голодал. Потом я выкрал себе жену у мясоедов, и мы поселились в  пещере
на вершине горы, где нас не могли найти. У нас родилось три сына,  и,  когда они подросли, они, в свою очередь, выкрали жен у мясоедов. Ну,  а  остальное вам известно, ибо разве вы не сыновья моих сыновей?
     - А где же Гнида? - спросил Быстроногий Олень. - Что сталось с ним?
     - Он неплохо устроился: пошел к мясоедам и  сделался  бардом  тамошнего вождя. Теперь он глубокий старик, но песни у него старые, те же, что он  пел прежде. Когда человек хочет идти вперед. Гнида поет, что  тот  тянет  назад , жить на деревьях.
     Рассказчик снова вытащил из туши  кусок  сала  и  принялся  жевать  его беззубыми деснами.
     - Настанет время, - сказал он, вытирая пальцы о бедра, -  когда  глупцы сгинут, а остальные пойдут вперед. Они соединят свои силы и  будут  сильными из сильных. Никто не будет воевать друг с другом. Люди забудут  о  воинах  и стражниках на стенах. Они уничтожат  хищников,  и  на  склонах  холмов,  как предвещал Волосатый, будут пастись стада овец, а  в  горных  долинах  начнут выращивать кукурузу и корнеплоды. Все люди будут братьями,  и  не  останется лежебок, которых нужно кормить.  Такое  время  придет  тогда,  когда  сгинут глупцы и поэты, которые сочиняют "Песни пчел". Ибо мы люди, а не пчелы.
Название: Re: Рассказы
Отправлено: Ромашка Нит от 14 Апреля 2014, 17:13:45
Эльфийская награда (американская легенда).

Как- то раз лесные эльфы, спасаясь от пожара в лесу у подножия гор, покинули родные места, взбираясь выше в горы. Уставшие, почти обессиленные эльфы укрылись в небольшом леске. Они начали искать себе место для ночлега, но деревья уже были заняты лесными жителями. А прекрасные цветы отказывались принимать на постой чужаков, объясняя свой отказ боязнью повредить свои пышные лепестки. И только один, неприметный с виду кустарник гостеприимно разрешил беженцам укрыться среди своей листвы.
Проведя ночь под его сенью, эльфы решили наградить кустарник за доброту. И вот, когда взошло солнце, на его ветках распустились сотни прекрасных ярких цветов. Пристыженно молчали те растения, которые отказали эльфам в приюте - гостеприимный кустарник затмил своим очарованием самые пышные цветы! Но и это еще не все! Чтобы обезопасить рододендрон, благодарные эльфы наградили цветы дивным ароматом, красотой и... ядом.

(http://img1.liveinternet.ru/images/attach/c/7/97/536/97536595_large_15.jpg)
Белый рододендрон у дома в Пенсильвании (фотография взята из Интернета).
(http://img0.liveinternet.ru/images/attach/c/7/97/536/97536588_large_5.jpg)
Сад рододендронов в Портленде (фотография взята из Интернета).
Название: Re: Рассказы
Отправлено: Ромашка Нит от 03 Мая 2014, 12:12:24
Волшебный терновник Киллидена (ирландская легенда)

Существует семь эльфийских крепостей недалеко друг от друга. Одна из них — Лис Арден — представляет собой идеальный круг, расположенный на вершине крутого холма, где растет густая березовая рощица, которую видно издалека, и молва об этой крепости разошлась повсюду. Рафтери, слепой ирландский поэт, пел о пей и еще об одной крепости, недалеко от которой он жил, — о крепости Ард Рай. На северной стороне земляного вала, окружавшего крепость, росло терновое дерево, и сама природа придала ему причудливую форму: ветви начинались в четырех футах от земли и росли горизонтально, аккуратно, ровным кругом, так что дерево со стороны напоминало точильный камень в четыре фута высотой и более фута толщиной. Эльфы и феи, несомненно, проявляли к нему большой интерес.
Один из жителей решил что это маленькое дерево прекрасно украсит парадный вход в его дом. Но когда он попробовал его пересадить, то натолкнулся на непредвиденные препятствия — ни один из местных не соглашался прикасаться к дереву. Не обращая внимания на все дурные предсказания, он мужественно взялся за дело и самостоятельно пересадил терновник.
Это случилось в 1854 году, и с самого начала деревце успешно прижилось на новом месте и до сих пор прекрасно себя чувствует. Уж не знаю, можно ли назвать это случайным совпадением или нет, но следующие несколько лет дела у этого человека пошли не очень хорошо, и в результате череды ничем больше не объяснимых неудач он потерял много скота и денег. Были и другие события, которые народ приписывал истории с деревом. И сейчас в округе бытует стойкое мнение, что терновник следует пересадить обратно на исконное место. Но сомнительно, чтобы такое мероприятие прошло удачно, принимая во внимание почтенный возраст дерева.
За последние несколько лет на ветвях этого дерева поселились крапивники и малиновки — а обе эти птицы считаются любимцами волшебного народа,— они растят там своих птенцов с жизнерадостным нахальством. Л пару лет назад малиновки окончательно вытеснили крапивников, и последние имели дерзость свить гнездо в кустах жасмина, что тянутся по козырьку в нескольких дюймах выше входной двери. И теперь если кто-нибудь вздумает задержаться на пороге, а тем более закурить там, родители-крапивники начнут порхать вокруг эльфийского дерева и невысокой садовой стены по другую сторону двери, возмущенно щебеча и чирикая, пока у человека недостанет такта отойти в сторону.
На склонах Лис Ардена растут еще три почтенных дерева, которые достоверно принадлежат феям и эльфам; а под старым развесистым дубом у подножия холма, по слухам, несколько раз в год в определенные дни собираются и танцуют эльфы и феи.

(http://www.flowersweb.info/bitrix/components/bitrix/forum.interface/show_file.php?fid=188561&width=450&height=450)
 Цветущий терновник (фотография из Интернета)
Название: Re: Рассказы
Отправлено: Ромашка Нит от 15 Мая 2014, 12:03:26
        (http://img-fotki.yandex.ru/get/9762/129574434.22c/0_145200_5c6b23f0_S) (http://img-fotki.yandex.ru/get/9762/129574434.22c/0_145200_5c6b23f0_S) (http://img-fotki.yandex.ru/get/9762/129574434.22c/0_145200_5c6b23f0_S)                     
          Совершенный рецепт счастья (рассказ из Интернета).

Берём обычный серый день и очищаем его от зависти, огорчений, жадности, упрямства, эгоизма и равнодушия. Добавляем 3 полных ложки оптимизма,  горсть веры, ложечку терпения и щепотку вежливости. Перемешиваем,  подливая любви. Готовое блюдо украшаем лепестками доброты и внимания. Поедаем ежедневно с гарниром из тёплых слов и сердечных улыбок.
       (http://img-fotki.yandex.ru/get/6725/129574434.229/0_14517e_637105c0_S) (http://img-fotki.yandex.ru/get/6725/129574434.229/0_14517e_637105c0_S) (http://img-fotki.yandex.ru/get/6725/129574434.229/0_14517e_637105c0_S)   
Название: Re: Рассказы
Отправлено: Ромашка Нит от 02 Июня 2014, 15:54:50
Сергей Смирнов. Цветок в дорожной сумке.

После привычных блекло-серых, бесцветных и нагоняющих смертельную тоску холмов Безликой кипящая на полуденной жаре земная зелень вызывала резь в глазах. Я стоял неподвижно на краю шоссе и щурился с такой силой, что даже стала болеть голова.
Вдруг какой-то импульс прострелил мои мышцы. Я сорвался с места, зашвырнул далеко свою дорожную сумку и тут же ринулся сам вслед за ней в гущу травы. Но, сделав несколько яростных рывков, я выдохся. Ноги опутала упругая паутина из стебельков и листиков; подавшись телом вперед так, я растянулся во весь рост и, должно быть, отшиб бы себе грудь и разбил лицо, если бы не тысячи маленьких зеленых пружинок, мягко сжавшихся подо мною.
И от этого чувствительного падения мне вдруг стало хорошо-хорошо
Про своего нового знакомого, Алексея, я совсем забыл, а когда вспомнил и, сев, высунулся из травяных зарослей, оказалось, что он все еще стоит на шоссе, переминаясь с ноги на ногу.
— Чего ты ждешь? — спросил я решительно, удивляясь, как может человек, пробыв год в космосе, не прийти в ребячий восторг от земной красоты.
Алексей только посмотрел на меня так, как смотрит не умеющий плавать на реку, через которую ему придется перебираться вброд.
— Ты там до конца отпуска простоишь, — почувствовав какой-то подвох, сказал я уже как-то неуверенно.
Алексей наконец тронулся с места. Он повесил на плечо свою сумку, сошел с дороги и двинулся в мою сторону, переступая таким образом, будто боялся наступить на спрятавшуюся в траве змею. Я смотрел на него во все глаза. Судя по всему, Алексей чувствовал себя очень неловко лицо его покрылось красными пятнами. Он подошел ко мне и осторожно положил сумку на землю.
— Должно быть, я немного свихнулся, — с огорчением сказал он, словно оправдываясь за свои странные действия.
Я пожал плечами.
— Это бывает… — Я тоже вдруг почувствовал неловкость, словно перешедшую от него ко мне.
— Хм, — Алексей слабо улыбнулся. — Но у меня уж слишком оригинальный случай…
— Лучше поговорим о чем-нибудь другом, — предложил я, давая понять Алексею, что не люблю обсуж-дать чужие недуги.
…Мы познакомились два дня назад на пассажирском космолете: у нас была каюта на двоих, и хотя — не знаю почему — мы очень мало разговаривали между собой, на следующее после знакомства утро мне уже каза-лось, что мы давние и очень хорошие друзья. Нас сближало непреодолимое желание вновь послушать на ветру и побродить по вечернему городу, с огнями которого не может сравниться блеск самых ярких звезд. Нужны ли слова? И тем более не рассказывали мы друг другу о своей работе. Но теперь я вдруг почувствовал, что Алексей не успокоится, пока не расскажет о своих злоключениях. Я понял, что ему долгое время пришлось пробыть в одиночестве Такие люди — в космосе очень молчаливы, но стоит им вернуться на Землю, и они несколько дней ведут себя так, будто им больно молчать. Я счел своим долгом выслушать человека, который, может быть, ждал этой возможности целый год
Я чуть приподнял брови и вопросительно глянул на Алексея. Он снова слабо улыбнулся видно, понял ход моих мыслей и, на миг задумавшись, неторопливо спросил:
— Два месяца назад в третьем секторе Урана беспилотный грузовик врезался в звездолет, на котором был только один помощник штурмана. Ты, может быть, слышал?
— Конечно, — ответил я. — Этот звездолет потом больше недели искали.
— Вот-вот. Не мудрено. Его на куски разнесло. В одном из этих кусков я и загорал полторы недели. — Алексей немного помолчал. — А столкнулись мы эффектно, ничего не скажешь. Космолет, на котором я летел, перегонялся с одной базы на другую, с которой на первую летел этот злополучный грузовик, — так дело было, — и пути эти настолько совпали, словно корабли летели навстречу друг другу по одной ниточке. В общем, сов-падение сказочное, остается только руками развести… За полчаса до столкновения я пошел в оранжерею про-верить систему автополива.
Вдруг страшный удар, будто кто-то огромной кувалдой трахнул по обшивке, — и тишина. Но мне показалось, что корабль бесшумно прокатился по гигантской каменной лестнице, а потом началась страшная карусель. Меня дернуло в сторону, магнитные ботинки оторвались от пола, перед глазами все завертелось. Вначале я даже не успел испугаться, а когда меня провезло по цветам и потом стало безжалостно шлепать о стены, мне уже было не до страха. Ко мне пришло спокойствие и равнодушие обреченного, и еще минут пять я заботился только о том, чтобы не врезаться в стену головой. Я даже не пытался прилипнуть к опоре ботинками. Тогда когда, уже случайно, я коснулся ногами пола, тогда и кончилась эта карусель. Я был весь вымазан в мокрой земле и размятой зелени, которая отдавала резким и неприятным запахом. Я сразу рванулся к выходу, но люк оказался закрытым наглухо, а над ним горел транспарант: “Общая разгерметизация”. Выйти из оранжереи было нельзя; что произошло, я не знал. Я думал, что, должно быть, корабль с чем-то столкнулся и получил большую пробоину где-то в районе грузовых отсеков. На самом деле это была уже не пробоина, а полный разгром. Грузовик имел на борту десять тысяч тонн полезного груза и прорвал корпус корабля, как бумажный кулек. Рубку управления разворотило в клочья, часть отсеков оторвало вовсе, только оранжерея целой и осталась. Вот, что называется, в рубашке родился.
Я побродил несколько минут перед люком и решил, что дела мои плохи. Даже зябко стало. Оставалось только ждать. На вегетарианской пище с уцелевшего огорода я смог бы протянуть около месяца, питья было сколько угодно: запасной резервуар полива и резервуар с питьевой водой были полны. Но вот дышать мне можно было от силы дней семь–восемь, а потом хоть открывай люк и дыши вакуумом.
Вдруг меня словно стукнуло. Я прозрел. Вокруг меня были сотни всяких растений: тюльпаны, бегонии, кактусы, помидоры, лимонные деревца, березки. Все они вырабатывали кислород. Тихо и незаметно. Я вспомнил картину из старого школьного учебника по ботанике: две мыши, накрытые стеклянными колпаками; одна уже мертва, а другая живет как ни в чем не бывало: вместе с ней под колпаком стоит горшок с цветком. Мое положение было аналогичным; я только не знал, смогут ли растения оранжереи обеспечить меня кислородом на достаточно долгий срок. Но все равно надежда появилась, а это главное.
На Земле дышится вольно — мы и не осознаем ценности всех этих травинок и былинок, поскольку банка, в которой мы живем вместе с ними, такая большая; а там, в космосе, когда каждый кубический сантиметр воздуха на вес золота, то каждая травинка — может быть, сорняк в цветочном горшке — превращается в волшебное дерево.
Я посмотрел вокруг себя другими глазами. Цветы перестали быть для меня какими-то неодушевленными предметами. Это была толпа добрых и отзывчивых друзей, которые тихо и искренне заботились обо мне, которые, в сущности, были еще более беспомощны, чем я, в чуждой для них обстановке.
Я проникся к ним глубочайшим уважением, и это было не просто уважение — я благоговел перед ними. Я наделил каждый цветок душою, выдумал, смотря по внешнему виду, характер и даже, самому теперь смешно, биографию, Так я перестал чувствовать свое одиночество: со мной было много друзей. Друзей и знакомых. Да-да, некоторые из цветов стали для меня хорошими друзьями, некоторые — просто знакомыми. Почему? Ну, например, когда становилось как-то тоскливо на душе и мне начинало казаться, что помощь ждать бессмысленно, что на Земле меня уже похоронили, я подходил к желтым тюльпанам. Их цветы — как насмешка над всеми трудностями, над всеми нелепостями судьбы. Чинное спокойствие агав подбадривало меня, а маленькие хрупкие фиалки смотрели на меня широко раскрытыми синими глазками, удивлялись и сокрушались: “Мы такие маленькие — и ничего не боимся, а этот, такой большой и сильный, дрожит от страха”. Смешно? Возможно. С точки зрения человека, живущего на Земле и гуляющего со своим песиком где-нибудь в городском парке.
Я тоже старался что-то сделать для них. Собрал все цветы, поврежденные в результате моих падений, занялся, что называется, их лечением: пересаживал, подрезал и был ужасно расстроен, когда несколько цветов все же не удалось спасти. Но это уже не по моей вине: эти цветы росли в ящике, который перед отлетом с базы плохо закрепили на полу оранжереи, и во время аварии он кувыркался в воздухе вместе со мной.
Освещение я не выключал вовсе. Вообще, мне здорово повезло и в том, что не вышла из строя энерго-система корабля, иначе я бы превратился в ледышку. Уцелели и холодильные резервуары с твердой углекислотой для “подкормки” растений.
В общем, жил — не тужил, только вот обеды всегда доставляли мне волнения, ведь питался я тоже только растительностью. Такой психологический настрой: а вдруг вот этот листик, который я сейчас съем, не вы-даст ровно столько кислорода, сколько нужно, чтобы прожить всего одну минуту до спасения. Я уж старался питаться лишь морковкой, редиской, огурцами; капусту вообще не ел, хотя ее было больше всего, ведь у нее такие огромные листья…
В последние дни стало все-таки не хватать воды для цветов, и я подключил к системе автополива резервуар с питьевой водой, так что до самого конца мне пришлось страдать от жажды, чего раньше я никак не предполагал. За два дня до спасения я открыл последний аварийный баллон с кислородом и после этого окончательно положился на свои цветы: от них теперь уже полностью зависела моя судьба.
Спасение пришло неожиданно. Я спал, когда подошел спасательный космолет. Целый час обследовали развороченные отсеки и наконец обнаружили закрытую и неповрежденную оранжерею. С космолета выдвину-ли тамбур, приварили его к стене оранжереи с внешней стороны и вырезали в борту дыру. Спасатели вошли внутрь, увидели меня лежащим на полу, решили, что дело плохо, и стали меня осторожно переворачивать на спину. Я вскочил, спросонок не разобрал, что к чему, чуть отбиваться не стал, потом разглядел смеющиеся лица… Когда стал влезать в тамбур, опомнился, рванулся назад, выкопал первую попавшуюся фиалку, мою фиалку, и вернулся обратно. Спасатели только плечами пожимали.
Я видел, как отделяли выдвижной тамбур от оранжереи. На экране мелькнуло светлое пятно вырезанной в борту дыры: там, внутри, продолжали еще гореть лампы дневного света. Это как прощальный жест друга, с которым я расставался навсегда. В тот момент в оранжерее уже царили пустота и адский холод, которые, наверное, быстро расправились с зелеными друзьями. У меня сжалось сердце, и я ушел из рубки управления. На Ганимеде меня осмотрели врачи, покачали головами и отправили на Землю.
Алексей замолчал.
— Да, — вдруг спохватился он, — та фиалка, которую я успел забрать с собой… Вот она.
Он расстегнул “молнию” на своей дорожной сумке и осторожно достал цветочный горшочек, накрытый пластиковым колпаком.
…Когда мы возвращались на шоссе, я заметил, что иду след в след за Алексеем. Я вроде бы усмехнулся про себя, но тем не менее продолжал идти так же.
Машина пришла за нами точно в указанное время. Закрывая за собой дверцу, я взглянул на луг и на миг замер, ужаснувшись; откуда это там такой огромный участок поваленной и жестоко смятой травы? Вот ведь, весь луг испортили! Тут до меня дошло: это же я сам… Я как-то опасливо оглянулся — как убийца, подумалось вдруг, — захлопнул дверцу и почувствовал, что мне стыдно до корней волос. Не знаю, перед кем больше: перед Алексеем или… перед лугом. Кажется, я что-то начинал понимать. Земля ведь тоже космический корабль, хотя и очень большой.
(http://www.naturephotographer.ru/catalogue/files/1167/big.jpg)
Полевые фиалки (фотография из Интернета).
Название: Re: Рассказы
Отправлено: Ромашка Нит от 12 Апреля 2015, 14:55:55
           (http://i.i.ua/photo/images/pic/9/9/5764399_9d0f4fed.jpg)
Джон Гордон. Честность — лучшая политика.
 
Тагобар Ларнимискулюс Верф Боргакс Фенигвиснока. Это было длинное имя и важный титул, и он гордился ими. Титул этот значил примерно — "Верховный Шериф, Адмирал Фенигвиснока", а Фенигвиснок был богатой и значительной планетой в империи Дэл. Титул и имя выглядели внушительно на документах, а документов подписывать нужно было множество.
Сам Тагобар был превосходным экземпляром своей породы, воплощавшей силу и гордость. Как у черепах на Земле у него был и наружный и внутренний скелет, хотя это было все, что придавало ему сходство с черепахами. На вид он был похож на человека, нечто среднее между средневековым рыцарем в латах и коренастым регбистом, одетым для выхода на поле Цвет у него был, как у хорошо сваренного рака, и на суставах наружного скелета переходил в темный пурпур. Одежда состояла только из коротенькой юбочки, расшитой причудливыми узорами и усыпанной сверкающими драгоценными камнями. Эмблема его сана была выгравирована золотом на переднем и заднем панцире, так что его можно было узнать, когда он входил и когда выходил.
Словом, это была довольно внушительная фигура, несмотря на рост всего пять футов два дюйма. Как командир собственного звездолета "Верф", он должен был разыскивать и исследовать планеты, подходящие для колонизации народом дэл. Он усердно занимался этим уже долгие годы, в точности следуя Общей Инструкции, как и должен делать хороший командир.
И дело стоило того. В свое время он нашел несколько неплохих планет, а это была самым лакомым кусочком из всех.
Глядя на увеличительный экран, он удовлетворенно потер руки. Его корабль плавно вращался по орбите высоко над новооткрытой планетой. А экран был наведен на местность внизу. Ни один корабль дэлов еще не бывал в этой части Галактики, и было приятно найти подходящую планету так быстро.
— Великолепная планета! — сказал он. — Восхитительная планета. Смотрите, какая зелень! А синева этих морей! — Он повернулся к лейтенанту Пельквешу. — Как ты думаешь? Разве это не чудесно?
— Конечно, чудесно, ваше великолепие! — ответил Пельквеш. — Вы за нее получите еще одну награду.
Тагобар начал что-то говорить, но неожиданно остановился. Его руки рванулись к рычагам управления и вцепились в переключатели; мощные двигатели корабля взревели от перегрузки, когда корабль повис неподвижно относительно планеты внизу. Пейзаж на увеличительном экране остановился. Тагобар подрегулировал увеличение, и изображение начало расти.
— Вот! — сказал командир. — Пельквеш, что это такое?
Вопрос был чисто риторическим, изображение, заслоняемое колеблющимися течениями в двухстах с чем-то милях атмосферы, едва мерцало на экране, но нельзя было сомневаться в том, что это какой-то город. Лейтенант Пельквеш так и сказал.
— Чума его возьми! — проворчал Тагобар. — Занятая планета. Города строят только разумные существа.
— Вот именно, — согласился лейтенант.
Оба они не знали, что делать. Лишь несколько раз за всю долгую историю дэлов ими были обнаружены разумные существа, но под владычеством империи они постепенно вымерли. Ни одна из этих рас, кстати, и не была особенно разумной.
— Придется запросить Общую инструкцию, — сказал, наконец, Тагобар. Он перешел к другому экрану, включил его и начал набирать цифры кода.
Глубоко в недрах корабля медленно пробудился к жизни робот Общей Инструкции. В его обширной памяти таились 10 тысяч лет накопленных и упорядоченных фактов, 10 тысяч лет опыта империи, 10 тысяч лет окончательных решений по каждому вопросу. Это было больше, чем энциклопедия, — это был образ жизни.
Робот по самым строгим правилам логики проверял свою память, пока не нашел ответ на запрос Тагобара; тогда он передал данные на экран.
— Гммм, — произнес Тагобар. — Да. Общая Инструкция 333 953 216 А, глава ММСМХ IX, параграф 402, "После обнаружения разумной или полуразумной жизни взять для исследования случайно выбранный образец. Избегать других контактов, пока образец не будет обследован согласно Психологической Директиве 659-В, Раздел 888 077 д, под руководством Главного психолога. Данные сверить с Общей Инструкцией. Если нечаянный контакт уже произошел, справиться в ОИ 472 678-R-S, глава МММCCХ, параграф 553. Образцы следует брать соответственно…"
Он дочитал Общую Инструкцию и тогда повернулся к лейтенанту.
— Пельквеш, готовьте вспомогательную лодку, чтобы взять образец. Я уведомлю психолога Зендоплита, чтобы он приготовился.
Эд Магрудер глубоко вдохнул весенний воздух и закрыл глаза. Воздух был прекрасен, он был пропитан пряными ароматами и сочными запахами, хотя и чуждыми, но казавшимися почему-то родными — более родными, чем земные.
                (https://d2gg9evh47fn9z.cloudfront.net/thumb_COLOURBOX3690329.jpg)
Эд был высок и худощав, с темными волосами и блестящими карими глазами, которые будто щурились от скрытого смеха.
Он открыл глаза. Город еще не спал, но темнота наступала быстро. Эд любил свои вечерние прогулки. Но бродить в полях после сумерек было на Нью-Гаваи опасно, даже сейчас. Здесь были маленькие ночные твари, мягко порхающие в воздухе и кусающиеся без предупреждения. Были и более крупные хищники. Эд направился обратно к городку Нью-Хило, построенному на месте, где человек впервые ступил на новую планету.
Магрудер был биологом. За последние десять лет он обшарил с полдюжины миров, собирая образцы, тщательно анатомируя их и занося результаты в записные книжки. Медленно звено за звеном, составлял он схему — схему самой жизни. У него было много предшественников, вплоть до Карла Линея, но никто из них не понимал, чего им не хватает. В их распоряжении был только один тип жизни — земная жизнь. А вся земная жизнь в конечном счете однородна. Из всех планет, какие он видел, Нью-Гаваи нравилась ему особенно сильно. Это была единственная планета, кроме Земли, где человек может ходить без всяких защитных одеяний, — по крайней мере, единственная из до сих пор открытых.
Эд услышал над головой слабый свист и взглянул. Для ночных тварей еще рановато.
И тут он увидел, что это вовсе не ночная тварь, это какой-то шар вроде металлического и…
На поверхности шара вспыхнуло зеленоватое сияние, и для Эда Магрудера все исчезло.
Тагобар Верф бесстрастно смотрел, как лейтенант Пельквеш вносит бесчувственный образец в биологическое испытательное отделение. Образец был странного вида — пародия на живое существо с мягкой кожей, вроде слизняка, бледного, розовато-смуглого цвета. С отвратительными плесенеподобными разрастаниями на голове и в других местах.
Биологи приняли образец и начали работать над ним. Они взяли для исследования кусочки его кожи, немного его крови и сняли показания электрических приборов с его мышц и нервов.
Зендоплит, главный психолог, стоял рядом с командиром, следя за процедурой.
Для биологов это была Стандартная Процедура; они работали так же, как и со всяким другим поступавшим к ним образцом. Но Зендоплиту предстояла работа, которую до сих пор ему не приходилось выполнять. Ему предстояло работать с мозгом разумного существа.
Но он не тревожился: в руководстве было записано все, каждая мелочь Стандартной Процедуры. Тревожиться было не о чем.
Как и со всеми прочими образцами, Зендоплит должен был расшифровать основную схему реакций. Каждый данный организм способен реагировать только определенным, очень большим, но ограниченным количеством способов, и эти способы можно свести к Основной Схеме. Чтобы уничтожить какую-нибудь породу существ, нужно только найти их Основную Схему а тогда задать им задачу, которую они по этой схеме не смогут решить. Все это было очень просто, и все записано в Руководстве.
Тагобар повернулся к Зендоплиту.
— Вы действительно думаете, что он сможет научиться нашему языку?
— Зачаткам его, ваше великолепие, — ответил психолог. — Наш язык в конце концов очень сложен. Конечно, мы попытаемся обучить его всей системе языка, но сомневаюсь, чтобы он мог усвоить значительную часть. Наш язык основан на логике, как на логике основана сама мысль. Некоторые из низших животных способны к зачаточной логике, но большинство не способно понять ее.
— Хорошо, мы сделаем все, что сможем. Я сам допрошу его.
Зендоплит удивился.
— Но, ваше великолепие, все вопросы подробно записаны в Руководстве!
Тагобар Верф нахмурился.
— Я умею читать не хуже вас, Зендоплит. Так как это первый образец полуразумной жизни, обнаруженный за последнюю тысячу лет, то я думаю, что допрос должен проводить сам командир.
— Как вам угодно, вашу великолепие, — согласился Психолог.
Когда биологи закончили работать с Эдом Магрудером, его поместили в Языковый бункер. На глаза ему установили световые прожекторы, фокусированные на его сетчатках, в уши вставили акустические устройства, повсюду на теле прикрепили различные электроды, на череп наложили тонкую проволочную сеть. Потом ему впрыснули в кровь специальную сыворотку, изобретенную биологами. Все это было проделано безукоризненно точно. Потом бункер закрыли и был включен рубильник.
Магрудер смутно ощутил, что всплывает откуда-то из темноты. Он увидел странные, омарообразные существа, двигавшиеся вокруг него, а в уши ему нашептывались и набулькивались какие-то звуки.
Постепенно он начал понимать. Его учили ассоциировать звуки с предметами и действиями.
Эд Магрудер сидел в маленькой комнатке, размером четыре на шесть футов, сидел голый, как червь, и смотрел сквозь прозрачную стену, на шестерку чужаков, которых так часто видел за последнее время.
У него не было никакого понятия о том, долго ли его учили языку; он был как в тумане.
"Ну вот, — подумал он, — я набрал немало хороших образцов, а теперь сам попал в образцы". Он вспомнил о том, как поступал со своими образцами, и слегка вздрогнул.
Ну, да ладно. Он попался. Остается только показать им, как нужно себя вести; сжать губы, выше голову, и все такое.
Одно из существ подошло к панели с кнопками и надавило одну из них. Тотчас же Магрудеру стали слышны звуки из комнаты по ту сторону прозрачной стены.
Тагобар Верф взглянул на образец, потом на листок с вопросами у себя в руке.
— Наши психологи обучили вас нашему языку, не так ли? — холодно спросил он.
Образец замотал головой вверх и вниз.
— Да. И я называю это принудительным кормлением.
— Очень хорошо. Я должен задать вам несколько вопросов: вы будете отвечать на них правду.
— Ну, разумеется, — любезно ответил Магрудер. — Валяйте.
— Мы можем узнать, когда вы лжете, — продолжал Тагобар. — Вам придется плохо, если вы будете говорить неправду. Так вот, как ваше имя?
— Теофилус К. Гасенфеффер, — вкрадчиво произнес Магрудер.
— Зендоплит взглянул на задрожавшую стрелку и медленно покачал головой, переводя взгляд на Тагобара.
— Это ложь, — сказал Тагобар.
Образец кивнул.
— Ну, конечно. Славная у вас машинка!
— Хорошо, что вы признаете высокие качества наших приборов, — мрачно произнес Тагобар. — Ну, так как же вас зовут?
— Эдвин Питер Сент Джон Магрудер.
Психолог Зендоплит, следивший за стрелкой, кивнул.
— Прекрасно! — произнес Тагобар. — Итак, Эдвин…
— Эда будет достаточно, — сказал Магрудер.
Тагобар удивился.
— Достаточно — для чего?
— Чтобы называть меня.
Тагобар обернулся к психологу и пробормотал что-то. Зендоплит ответил тоже бормотанием. Тагобар снова обратился к образцу.
— Ваше имя Эд?
— Строго говоря, нет, — отвечал Магрудер.
— Тогда почему мы должны называть вас так?
— Почему бы и нет? Другие называют, — ответил Магрудер.
Тагобар снова посоветовался с Зендоплитом и потом сказал:
— Мы вернемся к этому вопросу позже. Итак… Гм… Эд, как вы называете свою родную планету?
— Земля.
— Хорошо. А как называет себя ваша раса?
— Homo sapiens.
— А что это означает, если означает что-нибудь?
Магрудер подумал.
— Это просто название, — сказал он.
Стрелка заколебалась.
— Опять ложь, — сказал Тагобар.
Магрудер усмехнулся.
— Я просто проверял. Это действительно машинка что надо!
Синяя, содержащая медь кровь прилила к шее и лицу Тагобара. Он потемнел от сдерживаемого гнева.
— Вы уже сказали это один раз, — зловеще напомнил он.
— Знаю. Так вот, если хотите знать, Homo sapiens означает "Человек разумный".
В действительности он не сказал "Человек разумный": в языке дэлов нет точного выражения этого понятия и Магрудер сделал все, что мог, чтобы его выразить. В обратном переводе на английский это звучало бы приблизительно как "Существа с великой силой мысли".
— Когда Тагобар услышал это, глаза у него раскрылись шире, и он обернулся, чтобы взглянуть на Зендоплита. Психолог развел своими скорлупчатыми руками: стрелка не двинулась.
— Кажется, у вас там высокое мнение о себе, — произнес Тагобар, снова обращаясь к Магрудеру.
— Возможно, — ответил землянин.
Тагобар пожал плечами, заглянул в свой список, и допрос продолжался. Некоторые вопросы казались Магрудеру бессмысленными, другие явно были частью психологической проверки.
Но ясно было одно: детектор лжи был максималистом. Если Магрудер говорил чистую правду, стрелка прибора не двигалась. Но стоило ему солгать хоть чуточку, как она взлетала до потолка.
Первые несколько лживых ответов прошли для Магрудера даром, но в конце концов Тагобар сказал:
— Вы лгали достаточно, Эд.
Он нажал кнопку, и на землянина обрушилась сокрушительная волна боли. Когда она ушла, Магрудер почувствовал, что мышцы у него на животе превратились в узлы, что кулаки и зубы у него стиснуты, а по щекам струятся слезы. Потом его охватила неудержимая тошнота и рвота.
Тагобар Верф брезгливо отвернулся.
— Отнесите его обратно в камеру и уберите здесь. Сильно ли он поврежден?
Зендоплит уже проверил свои приборы.
— Думаю, что нет, ваше великолепие; вероятно, это легкий шок, и только. Однако на следующем допросе нам все равно придется его проверить. Тогда мы узнаем наверное.
Название: Re: Рассказы
Отправлено: Ромашка Нит от 12 Апреля 2015, 15:01:06
                                       (продолжение)
Магрудер сидел на краю какой-то полки, которая могла служить низким столом или высокой кроватью. Сидеть было не очень удобно, но ничего другого в камере не имелось, а пол был еще тверже.
Вот уже несколько часов, как его перенесли сюда, а он все еще не мог опомниться. Эта гнусная машина делала больно! Он стиснул кулаки, он все еще чувствовал спазм в животе, и…
И тут он понял, что спазм вызван вовсе не машиной; от этого-то он давно уже отделался.
Судорожное напряжение было вызвано чудовищным, холодным, как лед, бешенством.
Он подумал над этим с минуту, потом расхохотался. Вот он сидит как дурак и бесится так, что доводит себя до боли. А от этого ни ему, ни колонии не будет никакой пользы.
Очевидно было, что чужаки не замышляли ничего доброго, мягко выражаясь.
Колония на Нью-Хило насчитывала 600 человек — это единственная группа людей на Нью-Гаваи, не считая нескольких разведывательных групп. Если этот корабль попробует захватить планету, колонисты не смогут сделать ни черта. А что, если чужаки разыскали Землю! У него не было никакого представления о том, как корабль вооружен и какие у него размеры, но, по-видимому, места в нем много.
Он знал, что все зависит от него. Он должен сделать что-то и как-то. Что? Не выйти ли ему из камеры и не напасть ли на корабль?
                      (http://foto.planetadruzey.ru/th_2134705.jpeg)
Чепуха! Голый человек в пустой камере совершенно беспомощен. Но что же тогда?
Магрудер лег и долго раздумывал над этим.
Потом в двери открылась панель, и за прозрачным квадратом проявилось красно-фиолетовое лицо.
— Вы, несомненно, голодны, — торжественно изрекло оно. — Анализ процессов в вашем организме показал, какая пища вам нужна. Вот, получите.
Из ниши в стене выдвинулся кувшин порядочных размеров; от него исходил странный аромат. Магрудер взял кувшин и заглянул внутрь. Там была желтовато-серая полупрозрачная жидкость, похожая на жидкую похлебку. Он обмакнул в нее палец, попробовал на язык. Ее вкусовые качества были явно ниже нуля.
Он мог догадаться, что она содержит десятка два различных аминокислот, с дюжину витаминов, пригоршню углеводов, несколько процентов других веществ. Что-то вроде псевдопротоплазмического супа высокосбалансированная пища.
Он подумал, нет ли в ней чего-нибудь вредного для него, но решил, что наверняка нет. Если чужаки захотят отравить его, им нет необходимости прибегать к хитростям; кроме того, это наверняка та самая бурда, которой его кормили во время обучения языку.
Притворяясь перед самим собой, что это похлебка из говядины, он выпил ее целиком. Может быть, избавившись от чувства голода, он сможет думать лучше.
Оказалось, что это так и есть.
Меньше чем через час его снова вызвали в допросную. На этот раз он решил, что не позволит Тагобару нажимать на ту кнопочку.
"В конце концов, — рассуждал он, — мне может понадобиться солгать кому-нибудь и в будущем, если я когда-нибудь выберусь отсюда. Не нужно приобретать условный рефлекс против лжи".
А судя по тому, как больно сделала ему машина, он видел, что после нескольких таких ударов вполне может получить условный рефлекс.
У него был план. Очень смутный план и очень гибкий. Нужно попросту принимать то, что будет, полагаться на счастье и надеяться на лучшее.
Он сел в кресло и ждал, чтобы стена снова стала прозрачной. Он думал, что у него будет случай убежать, когда его вели из камеры в допросную, но чувствовал, что не сможет справиться с шестеркой панцирных чужаков сразу. Он не был даже уверен, что справится хотя бы с одним. Как справиться с противником, чья нервная система тебе вовсе неизвестна, а тело бронировано, как паровой котел?
Стена сделалась прозрачной, и за ней стоял чужак. Магрудер заинтересовался, было ли это то самое существо, которое допрашивало его раньше, и, взглянув на рисунок на панцире, решил, что это то же самое.
Он откинулся на спинку кресла, скрестил руки на груди и стал ждать первого вопроса.
Тагобар Верф был в большом затруднении. Он тщательно сверил психологические данные с Общей Инструкцией, после того как психологи сверили их по Руководству. Результаты сверток ему решительно не понравились.
Общая инструкция говорила только: "Раса такого типа никогда не встречалась в Галактике. В этом случае командир должен действовать согласно ОИ 234 511 006 д, гл. ММССДХ, параграф 666".
Просмотрев ссылку, он посоветовался с Зендоплитом.
— Что вы об этом думаете? — спросил он. — И почему у вашей науки нет никаких ответов?
— Наука, ваше великолепие, — ответил Зендоплит, — это процесс получения и координирования сведений. У нас еще нет достаточных сведений, это верно, но мы их получим. Нам совершенно незачем впадать в панику; мы должны быть объективными, только объективными. — Он протянул Тагобару еще один печатный листок. — Вот вопросы, которые вы должны теперь задать согласно Руководству по психологии.
Тагобар ощутил облегчение. Общая Инструкция говорила, что в таком случае, как этот, дальнейшее действие будет зависеть только от его собственных решений.
Он включил поляризацию стены и взглянул на образец.
— Сейчас вы ответите на несколько вопросов отрицательно, — сказал Тагобар. — Неважно, насколько правдивыми будут ответы, вы должны отвечать только "нет". Ясно ли вам это?
— Нет, — ответил Магрудер.
Тагобар нахмурился. Инструкции ему казались совершенно ясными, но что случилось с образцом? Неужели он глупее, чем они думали раньше?
— Он лжет, — сказал Зендоплит.
Тагобару понадобилась добрая половина минуты, чтобы понять происшедшее, и тогда лицо у него неприятно потемнело. Но ничего не поделаешь, образец повиновался приказу.
Его великолепие глубоко вдохнул воздух, задержал его, медленно выдохнул и начал кротким голосом задавать вопросы:
— Ваше имя Эдвин?
— Нет.
— Вы живете на планете внизу?
— Нет.
— У вас шесть глаз?
— Нет.
Через пять минут подобной беседы Зендоплит сказал:
— Достаточно, ваше великолепие, все сходится; его нервная система не повреждена болью. Теперь вы можете приступить к следующей группе вопросов.
— Теперь вы будете отвечать правду, — произнес Тагобар. — Если нет, вы снова будете наказаны. Это вам ясно?
— Совершенно ясно, — ответил Эд Магрудер.
Хотя голос его звучал совершенно спокойно, Магрудер ощутил легкую дрожь. Отныне ему нужно будет обдумывать ответы тщательно и быстро. С другой стороны, ему самому не хотелось слишком медлить с ответами.
— Какова численность вашей расы?
— Несколько миллиардов. — В действительности их было около четырех миллиардов, но на языке дэлов "несколько" было неясным обозначением для чисел свыше пяти, хотя и не обязательно таких.
— Знаете ли вы точную цифру?
— Нет, — ответил Магрудер. "Не с точностью до одного человека", подумал он.
Стрелка не дрогнула. Разумеется, разве он говорил неправду?
— Значит, вся ваша раса не живет на Земле? — спросил Тагобар, слегка отклоняясь от списка вопросов. — Не живет в одном городе?
Со вспышкой чистейшей радости Магрудер увидел, какую чудесную ошибку совершил чужак. Поэтому, когда он спросил о названии родной планеты Магрудера, тот ответил "Земля". Но чужак думал о Нью-Гаваи. Уррррра!
— О нет, — правдиво ответил Магрудер, — нас здесь только несколько тысяч. — "Здесь" — означало, конечно, Нью-Гаваи.
— Значи, большинство вашего народа бежало с Земли?
— Бежало с Земли? — возмущенно переспросил Магрудер. — Святое небо, конечно, нет! Мы только колонизировали планеты; мы все управляемся одним центральным правительством.
              (http://video.sibnet.ru/upload/cover/video_148568_0.jpg)
— Сколько вас в каждой колонии? — Тагобар полностью отказался от списка вопросов.
— Не знаю в точности, — ответил Магрудер, — но ни на одной из колонизированных нами планет нет большего количества жителей, чем на Земле.
Тагобар был ошеломлен. Он немедленно отключился от допросной.
Зендоплит был расстроен.
— Вы допрашиваете не по Руководству, — жалобно сказал он.
— Знаю, знаю. Но вы слышали, что он сказал?
— Слышал. — Голос у Зендоплита был унылый.
— Неужели это правда?
Зендоплит выпрямился во весь свой пятифутовый рост.
— Ваше великолепие, вы можете отклоняться от Руководства, но я не позволю вам сомневаться в работе Детектора Правды. Реальность — это правда; значит, правда — это реальность; Детектор не ошибался с… с… одним словом, никогда!
— Знаю, — поспешно сказал Тагобар. — Но понимаете ли вы значение того, что он сказал? На его родной планете живет несколько тысяч обитателей; на всех колониях — меньше, А его раса насчитывает несколько миллиардов! Это значит, что они заняли около 10 миллионов планет!
— Я понимаю, что это звучит странно, — согласился Зендоплит, — но Детектор никогда не лжет! — Тут он вспомнил, к кому обращается, и добавил: — Ваше великолепие.
Но Тагобар не заметил нарушения этикета.
— Это совершенно правильно. Но, как вы сказали, тут есть что-то странное. Мы должны продолжить расследование.
Голос Тагобара сказал:
— Согласно нашим расчетам, в этой Галактике мало пригодных для жизни планет. Чем объясняется то, что вы здесь показали?
Быстро переменив точку зрения, Магрудер подумал о Марсе, находящемся на расстоянии многих световых лет отсюда. На Марсе долгое время существовала научная станция, но он чертовски далеко и непригоден для жизни.
— Мой народ, — осторожно произнес он, — способен жить на планетах, где климатические условия сильно отличаются от земных.
Не успел Тагобар спросить еще о чем-нибудь, как у землянина мелькнула новая мысль. Тысячедюймовый телескоп на Луне обнаружил с помощью спектроскопа крупные планеты в туманности Андромеды.
— Кроме того, — смело продолжал Эд, — мы нашли планеты в других галактиках, кроме этой!
Вот! Уж это-то запутает их!
Звук снова был выключен, и Магрудер видел, что оба чужака горячо заспорили. Когда звук появился снова, Тагобар заговорил о другом:
— Сколько у вас космических кораблей?
Магрудер раздумывал над этим целую долгую секунду. На Земле есть с десяток звездолетов — недостаточно, чтобы колонизировать 10 миллионов планет. Он попался!
— Нет! Погоди! На Гаваи каждые полгода прилетает корабль с припасами. Но на Гаваи нет своих кораблей.
— Космических кораблей? — простодушно переспросил Магрудер. — У нас их нет.
Тагобар Верф снова выключил звук и на этот раз даже сделал стену непрозрачной.
— Нет кораблей? Нет кораблей? Он солгал… я надеюсь?
Зендоплит мрачно покачал головой.
— Это абсолютная правда.
— Но… но… но…
— Вспомните, как он назвал свою расу, — тихо произнес психолог.
Тагобар замигал глазами очень медленно. Когда он заговорил, его голос был хриплым шепотом:
— …существами с великой силой мысли.
— Вот именно, — подтвердил Зендоплит.
Магрудер долго сидел в допросной, не видя и не слыша ничего. Поняли они или нет то, что он сказал? Начали понимать, что он делает? Ему хотелось грызть ногти, кусать руки, рвать волосы; но он заставил себя сидеть спокойно. До конца еще далеко.
Стена вдруг снова стала прозрачной.
— Верно ли, — спросил Тагобар, — что ваша раса способна передвигаться в пространстве единственно силой мысли?
                     (http://img.news.open.by/upload/iblock/be5/mysl_300.jpg)
На мгновение Магрудер был ошеломлен. Это превосходило самые смелые его надежды. Но он быстро овладел собою.
"Как человек ходит?" — подумал он.
— Верно, что, используя силы разума для управления физической энергией, — осторожно произнес он, — мы способны передвигаться с места на место без помощи звездолетов или других подобных машин.
Тотчас же стену снова закрыли.
Тагобар медленно обернулся и взглянул на Зендоплита. Лицо у психолога стало грязно-красным.
— Кажется, лучше будет созвать офицеров, — медленно произнес он. Нам попалось какое-то чудовище.
Минуты через три все двадцать офицеров огромного "Верфа" собрались в кабинете психологии. Когда они пришли, Тагобар скомандовал "вольно" и затем обрисовал положение.
— Ну, — сказал он, — что вы предлагаете?
Они совсем не чувствовали себя вольно. Они выглядели напряженными, как тетива лука.
Первым заговорил лейтенант Пельквеш:
— Что сказано в Общей Инструкции, ваше великолепие?
— В Общей Инструкции сказано, — ответил Тагобар, — что мы должны в случае необходимости защищать свой корабль и свой народ. Способы для этого предоставлены на усмотрение командира.
Название: Re: Рассказы
Отправлено: Ромашка Нит от 12 Апреля 2015, 15:02:10
                                         (продолжение)
Наступило довольно неловкое молчание. Потом лицо у лейтенанта Пельквеша несколько прояснилось.
— Ваше великолепие, мы можем попросту сбросить на эту планету разрушительную бомбу.
Тагобар покачал головой.
— Я уже думал об этом. Если они могут передвигаться в пространстве одной силой мысли, то они спасутся, а потом отомстят нам за уничтожение одной из своих планет.
Все помрачнели.
— Погодите минуточку, — сказал Пельквеш. — Если он может передвигаться одной силой мысли, то почему он не ушел от нас?
Магрудер увидел, что стена становиться прозрачной. Комната за нею была теперь полна чужаков. У микрофона стоял этот Тагобар, большая шишка.
— Нам хочется знать, — сказал он, — почему, будучи в состоянии уйти куда угодно, вы остались здесь? Почему вы не бежите от нас?
Опять необходимо быстро соображать.
— Невежливо со стороны гостя, — сказал Магрудер, — покидать хозяев, не окончив своего дела.
— Даже после того, как мы… гм… наказали вас?
— На мелкие неприятности можно не обращать внимания, особенно если хозяин действовал по глубочайшему неведению.
Кто-то из подчиненных Тагобара прошептал что-то, кто-то заспорил, и тогда послышался новый вопрос:
— Должны ли мы полагать судя по вашему ответу, что у вас нет на нас обиды?
— Кое-какая есть, — откровенно ответил Магрудер. — Однако я обижен только лично на ваше высокомерное обращение со мной. Могу заверить вас, что мой народ в целом ничуть не обижается ни на ваш народ в целом, ни на кого-либо из вас в отдельности.
"Играй крупно, Магрудер, — сказал он себе. — Ты уже сбил их, надеюсь".
Снова споры за стеной.
— Вы говорите, — спросил Тагобар, — что ваш народ не обижен на нас. Откуда вы это знаете?
— Я могу это утверждать, — ответил Магрудер. — Я знаю, без всякой тени сомнения, в точности, что каждый из моего народа думает о вас в эту самую минуту. Кроме того, разрешите напомнить вам, что мне пока еще не причинили вреда — им не на что сердится. В конце концов вас ведь еще не уничтожили.
Звук выключен. Снова горячие споры. Звук выключен.
— Есть предположение, — сказал Тагобар, — что несмотря на все обстоятельства, мы были вынуждены взять в качестве образца вас, и только вас. есть предположение. что вы были посланы нам навстречу.
Ох, братцы! Теперь нужно быть очень, очень осторожным!
— Я — только очень скромный представитель своей расы, — начал Магрудер, главным образом чтобы выиграть время. Но погодите! Разве он не внеземной биолог? — Однако, — с достоинством продолжал он, — моя профессия состоит в том, чтобы находить инопланетные существа. Я должен признать, что меня назначили на эту работу.
                 (http://saxson.ru/uploads/posts/2012-11/thumbs/1352855947_vp4druf5istz8ct.jpeg)
Тагобар, казалось, встревожился еще больше.
— Это значит, что вы знали о нашем прибытии?
Магрудер подумал секунду. Еще столетия назад было предсказано, что человечество в конце концов может встретиться с инопланетной расой.
— Мы давно уже знали, что вы придете, — спокойно сказал он.
Тагобар был явно взволнован.
— В таком случае вы должны знать, где находится наша планета.
Опять трудный вопрос. Магрудер взглянул сквозь стену на Тагобара и его подчиненных, нервно столпившихся в комнате.
— Я знаю, где вы находитесь, — произнес он, — и я знаю в точности, где находится каждый из вас.
По ту сторону стены все разом вздрогнули, но Тагобар держался крепко.
— Где же мы расположены?
На секунду Магрудер подумал, что они выбили, наконец, почву у него из-под ног. А потом нашел самое лучшее объяснение. Он так долго старался увиливать, что почти забыл о возможности прямого ответа.
Он с состраданием взглянул на Тагобара.
— Связь с помощью голоса слишком неудобна. Наша система координат будет вам совершенно непонятна, а вы не захотели научить меня своей, если помните. — Это было сущей правдой; дэлы не настолько глупы, чтобы рассказывать образцу о своей системе координат: следы могут привести к их планете; кроме того, это было запрещено Общей Инструкцией.
Снова переговоры за стеной.
Тагобар заговорил снова:
— Если вы находитесь в телепатическом контакте со своими товарищами, то можете ли читать и в наших мыслях?
Магрудер надменно взглянул на него.
— У меня, как и у моего народа, есть свои принципы. Мы не проникаем в чужой разум без приглашения.
— Значит, и весь ваш народ знает местонахождение нашей базы? жалобно спросил Тагобар.
Магрудер ответил безмятежно:
— Заверяю вас Тагобар Верф, что каждый член моей расы на каждой из принадлежащих нам планет знает о вашей базе и о ее местонахождении ровно столько же, сколько и я.
— Кажется невероятным, — сказал Тагобар через несколько минут, — что ваша раса до сих пор не имела контакта с нами. Наша раса очень древняя и могучая, и мы захватили планеты на доброй половине Галактики, и все же мы ни разу не встречали вас и не слыхали о вашем народе.
— Наша политика, — ответил Магрудер, — состоит в том, чтобы стараться не обнаруживать своего присутствия. Кроме того, у нас нет споров с вами, и мы не имели никакого желания отнимать у вас ваши планеты. Только когда какая-нибудь раса становится глупо и неразумно воинственной, мы берем на себя труд показать ей свое могущество.
Это была длинная речь, быть может, слишком длинная. Держался ли он строгой истины? Один взгляд на Зендоплита сказал ему это; Главный психолог не отрывал своих черных бусинок-глаз от стрелки прибора во все время беседы и выглядел все более и более озабоченным по мере того, как прибор указывал ему на неизменную правдивость ответов.
Тагобар был положительно встревожен. По мере того как Магрудер привыкал к чужакам, он все более и более мог читать по их лицам. В конце концов у него было большое преимущество: они сделали ошибку, выучив его своему языку. Он знал их, а они его не знали.
Тагобар сказал:
— Значит были другие расы… гм… которые вы покарали?
— За мою жизнь этого не было, — ответил Магрудер. Он подумал о неандертальцах и добавил: — До меня была раса, бросившая нам вызов. Она не существует больше.
— За вашу жизнь? Каков же ваш возраст?
— Взгляните на ваш экран, на планету внизу, — торжественно произнес землянин. — Когда я родился, ничего из того, что вы видите, на Земле не было. Материки на Земле были совсем не такие; моря были совсем другие.
На Земле, на которой я родился, есть обширные полярные шапки; взгляните вниз, и вы их не увидите. И мы не сделали ничего, чтобы изменить планету, которую вы видите; все изменения на ней прошли путем длительного процесса геологической эволюции.
                    (http://wwww.tepka.ru/fizika_9/174.jpg)
— Глик! — Этот странный звук вырвался у Тагобара как раз в тот момент, когда он выключи звук и стену.
"Совсем как старый фильм в кино, — подумал Магрудер. — Звука нет, и картина все время рвется".
Стена больше не делалась прозрачной. Вместо этого примерно через полчаса она беззвучно скользнула в сторону, открывая весь офицерский состав "Верфа", стоявший навытяжку.
"Вольно" стоял только Тагобар Ларнимискулюс Верф, Боргакс Фенигвиснока, и даже теперь его лицо казалось менее пурпурным, чем всегда.
— Эдвин Питер Сент Джон Магрудер, — торжественно заговорил он, — в качестве командира этого корабля, Нобиля Великой империи и представителя самого императора, мы желаем предложить вам свое искреннее гостеприимство. Действуя под ошибочным впечатлением, будто вы представляете собою низшую форму жизни, мы обращались с вами недостойно и в этом смиренно просим у вас извинения.
— Не стоит, — холодно произнес Магрудер. — Теперь вам остается только опуститься на нашу планету, чтобы ваш народ и мой могли договориться, к нашему взаимному удовлетворению. — Он окинул их взглядом. — Вольно, добавил он повелительно. — И принесите мою одежду.
Что именно станется с кораблем и с чужаками, когда они опустятся, он не был уверен; придется предоставить решение президенту планеты и правительству Земли. Но он не видел больших трудностей впереди.
Когда "Верф" опустился на поверхность планеты, его командир пододвинулся к Магрудеру и смущенно спросил:
— Как вы думаете, понравимся ли мы вашему народу?
Магрудер бегло взглянул на Детектор лжи. Детектор был выключен.
— Понравитесь ли вы? Да в вас просто влюбятся!
Ему до тошноты надоело говорить правду.
Название: Re: Рассказы
Отправлено: Ромашка Нит от 17 Июня 2015, 12:45:50
(http://helenga.ru/wp-content/uploads/image/sverchok.gif)

На что ты настроен. (найдено в Интернете)

  Один американец шел со своим другом-индейцем по людной улице Нью-Йорк Сити. Индеец внезапно воскликнул:
 — Я слышу сверчка.
 — Ты с ума сошел, — ответил американец, окинув взором переполненную людьми в час пик центральную улицу города.
  Повсюду сновали автомобили, работали строители, над головой летали самолеты.
 — Но, я правда слышу сверчка, — настаивал индеец, двигаясь к цветочной клумбе, разбитой перед причудливым зданием какого-то учреждения.
 Потом он нагнулся, раздвинул листья растений и показал своему другу сверчка, беспечно стрекочущего и радующегося жизни.
 — Удивительно, — отозвался друг. — У тебя, должно быть, фантастический слух.
 — Да нет. Все зависит от того, на что ты настроен, — объяснил он.
— Мне трудно в это поверить, — сказал американец.
 — Ну смотри, — сказал он и рассыпал по обочине тротуара пригоршню монет.
  Тут же прохожие завертели головами и полезли в свои карманы проверить, не у них ли просыпались деньги.
 — Видишь, — блеснули глаза индейца, — все зависит от того, на что ты настроен.
Название: Re: Рассказы
Отправлено: Ildir от 24 Июня 2015, 18:54:09
(http://helenga.ru/wp-content/uploads/image/sverchok.gif)

На что ты настроен. (найдено в Интернете)

  Один американец шел со своим другом-индейцем по людной улице Нью-Йорк Сити. Индеец внезапно воскликнул:
 — Я слышу сверчка.
 — Ты с ума сошел, — ответил американец, окинув взором переполненную людьми в час пик центральную улицу города.
  Повсюду сновали автомобили, работали строители, над головой летали самолеты.
 — Но, я правда слышу сверчка, — настаивал индеец, двигаясь к цветочной клумбе, разбитой перед причудливым зданием какого-то учреждения.
 Потом он нагнулся, раздвинул листья растений и показал своему другу сверчка, беспечно стрекочущего и радующегося жизни.
 — Удивительно, — отозвался друг. — У тебя, должно быть, фантастический слух.
 — Да нет. Все зависит от того, на что ты настроен, — объяснил он.
— Мне трудно в это поверить, — сказал американец.
 — Ну смотри, — сказал он и рассыпал по обочине тротуара пригоршню монет.
  Тут же прохожие завертели головами и полезли в свои карманы проверить, не у них ли просыпались деньги.
 — Видишь, — блеснули глаза индейца, — все зависит от того, на что ты настроен.
Замечательный рассказ, Ромашка Нит, очень поучительный. :) Давненько он нигде не всплывал.
Название: Re: Рассказы
Отправлено: Ildir от 24 Июня 2015, 19:05:10
(Для лучшего эффекта читается под это (http://www.youtube.com/watch?v=6VAqWBxqUfc).)
Последнее сражение.
Эльфийская армия показалась из-за кромки деревьев. Они не спеша выходили навстречу армии своего врага, уже дожидавшейся их на открытом пространстве перед лесом.
Тогда я был там. Кто-то должен был поведать миру о случившемся и кому, как не летописцу сделать это? Я видел их лица, эти прекрасные лица, на которых уже не было того оттенка, что был при более благоприятных временах. Лишний раз я поражался той самоотверженности, что было присуще эльфийскому народу. Защитить мир во что бы то ни стало, при том, что в мире есть и более сильные воины. Но сейчас, глядя на них, у меня наворачивались слёзы от осознания всего происходящего. Они знали на что идут, и понимали, что иного выхода нет. Враг не оставит в живых никого. Это мог бы быть конец для всего эльфийского рода. Враг превосходил эльфов числом и у защитников был лишь единственный шанс на сохранение своих корней в этом мире. 
Мне хотелось броситься им на помощь, сделать хоть что-нибудь, но в глубине души я понимал, что смогу лишь передать во времена это событие для того, чтобы из века в век вдохновлять людей и помнить… помнить.
Перед тем, как отправиться на поле битвы я увидел эльфийского воина, державшего в объятиях свою возлюбленную. Из их глаз неудержимо текли слёзы, они всё прекрасно понимали. Это было их последнее свидание. Воин знал, что его смерть принесёт ей великую тоску, непереносимое горе, от которого его возлюбленная никогда не оправится. Не трудно представить, что творилось у него на душе от осознания всего этого.
Почему? Почему они должны умереть? Я стоял, устремив взгляд куда-то в небо, словно ожидая услышать оправдание от того, кто позволил этому случиться. Несправедливо! Тело начало содрогаться от рыдания. Мне хотелось кричать. А в  сознании всё всплывали мыли о том, что в этом мире больше никогда не будет таких прекрасных созданий, как те, что сейчас противостояли врагу. В глазах обречённость, но бледные лица спокойно взирали вперёд, туда, где их неминуемо ждала смерть.
Они защищали вовсе не себя. Они стояли за право на существование всего светлого и доброго, что есть в этом мире. За то, чтобы сгущающиеся тучи тьмы не могли застлать собой лучезарный свет солнца, за то, чтобы всё в этом мире зеленело и цвело, за то, чтобы все могли развиваться и преображать свой дом, делая его ещё лучше.
Но теперь, когда светлое будущее этого мира почти стёрто из книги времён, начинает уходить и желание жить в таком мире, в мире, где нет места милосердию и доброте, где будут править лишь коварство и жестокость.
Всё же это великий дар Создателя,  испытывать такие сильные чувства и эмоции, так переживать за судьбу родного мира и лицезреть то же самое в сердцах других. Такое не проходит бесследно и не может быть стёрто из глубины веков, и если сохранить хотя бы одну крупицу,  одну единственную искорку, заключающую в себе тот дух, что ещё не покинул этот мир, то это семя обязательно прорастёт спустя многие тысячелетия. И тогда феникс вновь возродится из пепла и боги вновь увидят отголоски былых времён. Тогда придут и они, чтобы помочь этому миру подняться с колен и наполнить его теплом искренней любви, сиянием радости и светом счастья.
Ибо замыслы Создателя неизбежно воплощаются в реальность …
Название: Re: Рассказы
Отправлено: Кумехтар от 06 Августа 2015, 08:57:07
Извините, это воспоминание или вымысел?
Название: Re: Рассказы
Отправлено: Melian от 13 Августа 2015, 12:51:36
Извините, это воспоминание или вымысел?

Я не знаю, что ответит Ильдир, но по ощущениям - очень похоже на воспоминание.
Название: Re: Рассказы
Отправлено: Ildir от 16 Августа 2015, 12:55:06
Извините, это воспоминание или вымысел?
Это вымысел, но учитывая то, под каким эмоциональным стимулом это было написано, не исключаю варианта, что это может быть фрагмент памяти, всплывший в виде выдуманного сюжета.
Название: Re: Рассказы
Отправлено: Ромашка Нит от 08 Марта 2021, 14:49:26
Юрий Коваль
СНЕЖНЫЙ ВСАДНИК

Говорят, когда выпадает первый снег, — объявляется в лесах Снежный Всадник.

На белой лошади скачет он по заснеженным оврагам, по сосновым борам, по берёзовым рощам.

То там, за ёлками, то там, на просеке, мелькнёт Снежный Всадник, объявится перед людьми и мчится бесшумно дальше — по заснеженным оврагам, по сосновым борам, по берёзовым рощам. Никто не знает, зачем он появляется в лесу и куда путь держит.

— А с людьми-то он как, — спросил я Орехьевну*, — разговаривает?

— Чего ему с нами разговаривать? О чём спрашивать? Он ведь только глянет на тебя и сразу всё поймёт. Он, как по книге, читает, что там у тебя в душе написано.

Давно уже прошёл сороковой день после первого снега. Наступила крепкая морозная зима.

Но вот как-то в заснеженном овраге увидел я, как промчался вдали Снежный Всадник.

— Постой! — крикнул я вдогонку.

Приостановился Всадник, мельком глянул на меня и тут же пришпорил коня, поскакал дальше. Сразу прочёл, что у меня на душе. А на душе у меня ничего особенного не было, кроме тетеревов да зайцев. И валенок с галошами.

В другой раз в середине зимы встретил я Всадника. Свистнул — и приостановился Снежный Всадник, обернулся и сразу прочёл, что у меня на душе. А на душе у меня опять ничего особенного не было. Кроме, конечно, горячего чаю с мёдом.

Всё суровей, глубже становилась зима. Снега всё падали и падали на землю. Замело, занесло снегами леса и деревни.

В самую глухую зимнюю пору встретился мне Всадник в третий раз.

Неторопливо, шагом ехал он по просеке, по берёзовой роще мне навстречу. Увидел меня, остановился.

Хотел я его спросить, долго ли до весны, да постеснялся.

Внимательно и терпеливо смотрел на меня Снежный Всадник, читал мою душу от конца до начала.

А что же там, у меня на душе-то?

--------
* Орехьевной звали старушку-хозяйку дома, где жил автор рассказа.
Название: Re: Рассказы
Отправлено: Ромашка Нит от 01 Ноября 2021, 19:05:59
Сергей Иванов
Изгиб лесной тропы

Тропинки никогда не бывают прямыми. Особенно в лесу — вечно виляют, делают петли. Иногда совсем непонятно зачем! Ну ладно, думаешь, там обогнула пень, тут не захотела идти в непролазный ельник. А здесь-то что? На ровном месте делаешь крюк в двадцать шагов!.. Не жалко этих шагов, а просто интересно узнать, в чём дело?.. Постоишь, постоишь и вдруг вспомнишь: да ведь тут года два-три назад была огромнейшая лужа с лягушками!..

Вот ведь как! Выходит, и у лесных тропинок есть своя особая память. И может быть, каждый их непонятный поворот — это своя история? Может быть, так, а может, и нет. Но по крайней мере одна из таких историй произошла на моих глазах…

Человек срубил берёзу толщиною в палец. Срубил просто так. Шёл по тропе и от нечего делать тюкнул топориком. Я потому это знаю, что берёза прямо тут и валялась — посреди тропы.

Почему-то я не мог перешагнуть через эту срубленную берёзу, как через простую палку. И я обошёл её. Тем более, что особого труда тут не было — каких-то три-четыре лишних шага.

Случилось это в самом начале весны. Всё кругом было ещё голо. Только ели выглядели торжественно и строго. Но недели через две почки на осинах, ивах и берёзах не выдержали — треснули. Сразу по лесу словно пошёл зелёный дым. В первые дни, когда листья ещё совсем крошечные, это бывает очень красиво…

Появились листья и на срубленной берёзе. Она как будто бы ни о чём не подозревала, распускалась, как обычное дерево весной. И теперь уже все, кто шёл по тропе, не хотели перешагивать через берёзу, а обходили её. Только почему-то не с той стороны, где я, а с другой.

Зелёные листья ещё долго оставались на срубленной берёзе — место там было сырое. Одно время даже стало казаться, что срубленное деревце дало новые корни. Но в середине мая, когда стало жарче, берёза завяла. Потом кто-то убрал её с дороги.

И всё-таки изгиб этот — всего три-четыре лишних шага — на тропе остался. Как будто встала там невидимая ограда. За ней растёт непримятая трава и пчела по-хозяйски расправляет цветок. А тропинка проходит сбоку…
Название: Re: Рассказы
Отправлено: Ромашка Нит от 17 Июля 2022, 21:22:09
Крупеникова И.В. "Когда дышал морозом месяц май" (http://rena.pp.ru/_bereza.htm)
Название: Re: Рассказы
Отправлено: Ромашка Нит от 04 Сентября 2022, 19:17:57
Олег Кургузов
Джем твоего письма

Мальчик Киря печатал на пишущей машинке письмо своей бабушке. У бабушки было плохое зрение, и печатные буквы она разбирала легче, чем рукописные.

Мальчик Киря умел печатать на машинке только одним пальцем, поэтому он часто промахивался мимо нужной клавиши и нажимал не ту букву. Поэтому в письме у Кири было много ошибок.

Закончить своё письмо к бабушке Киря хотел фразой: "Ждём твоего письма". Но он перепутал "Ж" и "Д" и у него получилось: "Джем твоего письма".

Бабушке очень понравилось письмо внука. Но особенно ей понравилась последняя фраза: "Джем твоего письма".

"Значит, - решила бабушка, - для Кири моё письмо - это такое же счастье, как его любимый джем".

Бабушка прослезилась от радости и вместе с ответным письмом отправила внуку баночку его любимого клубничного джема. А на бумажке, которой была закрыта баночка, она написала большими бабушкиными буквами: "Джему моего сердца".
Название: Re: Рассказы
Отправлено: Ромашка Нит от 20 Января 2023, 22:08:27
Анариэль Р. "Гарри Поттер и Глас Народа" (https://ficbook.net/readfic/6339678)
Название: Re: Рассказы
Отправлено: Ромашка Нит от 18 Июня 2023, 12:41:00
Viara sp. "Волшебники-магглы" (https://ficbook.net/readfic/13477673)

Viara sp. "Полынный эль" (https://ficbook.net/readfic/9758888)
Название: Re: Рассказы
Отправлено: Ромашка Нит от 22 Июля 2023, 14:24:09
Helgrin "Борец-трава" (https://ficbook.net/readfic/4207203)

Helgrin "Братья" (https://ficbook.net/readfic/4204784)

Helgrin "Шпаргалки" (https://ficbook.net/readfic/4309769)