Сейчас читаю в Интернете старые журналы «Юный натуралист». В журнале за март 1988 года небольшая подборка интересных рассказов о воронах. Выложу их здесь, не создавать же для нескольких рассказов новую тему.
----------------------------------------------------------------------------
Д. Житинев. Санитары или разбойники?Наверное, каждому приходилось слышать: «Чего задумался? Ворон считаешь?» А на самом деле, так ли уж часто мы наблюдали за воронами? А птицы эти очень интересные.
Говорят, чем животные умнее, тем они чаще играют. И не только между собой, но и со зверями и птицами других видов и даже с людьми.
Вот стая осенних ворон вьется над макушкой подъемного крана или над телевизионной антенной большого дома. А они там летают не просто так. Они играют. Одна усядется на самую высокую точку, а другие стараются ее столкнуть. Вот какой-то вороне это удалось и она занимает место. Тут другие с налету начинают ее сталкивать, одна за другой меняются птицы.
Кружится вороний хоровод — кто кого одолеет.
Однажды гулял я в парке около пруда. Вокруг него понаставлены на высоких железных палках объявления «Купаться запрещено». Тут же женщина выгуливала рыжую собаку, сеттера. Она ее отпустила с поводка, и та носилась по газонам, по траве, а потом стала гоняться за вороной. Да не за одной — ворон было две. И обе они дразнили собаку. Прыгают, прыгают с разных сторон. Собака кидается, старается изловить ворону, а той только этого и надо: раз! — и перед самым носом взлетает.
Когда собака уставала и ложилась отдыхать, вороны садились неподалеку и бочком, вприпрыжку — к собаке. И та снова начинала за ними гоняться, болтая розовым языком.
Хозяйка увидела, что собака устала, подозвала ее, нагнулась и стала прицеплять поводок к ошейнику. Тогда одна из ворон села рядом на столбик с надписью «Купаться запрещено» и закаркала противным голосом, а потом вдруг как спикирует на хозяйку собаки, как ударит ее клювом и лапами по затылку! Женщина ахнула, схватилась за голову и закричала: «Ой! Что это она?! Бешеная?» Тогда я ей сказал: «Да она, наверное, рассердилась, что вы свою собаку взяли на поводок и не пускаете ее играть».
Вороны умеют учиться. К тому же они не только перенимают что-то друг у друга, но и по-настоящему учат своих молодых.
Вот слышу однажды, как вороненок тонким голосом за мусорными баками каркает, выпрашивает у родителей корм. Я потихоньку зашел так, чтобы мне их было видно, а им меня нет. Там сидели старая ворона и птенец.
Смотрю я на эту парочку — у ворон не различишь, где мама, а где папа, где дочка, а где сынок. Смотрю, а старая ворона потихоньку разворачивает кусок какой-то бумаги, вроде бы от мороженого. Ковырнет чуть-чуть клювом и отступит на шаг, словно приглашает молодого — давай, мол, сам старайся. А тот только смотрит да — кра! кра! — канючит, чтобы накормила. Та снова — скок на бумажку и показывает, как с ней обращаться.
Несколько раз принималась птица учить своего несмышленыша, а тот никак не понимает. Наконец, гаркнула она на него три раза: «Кар! Кар! Кар!» Махнула крыльями и полетела низко над землей. Вороненок за ней. Ничего, научится!
На прудах около парка Дружбы живет много уток и чаек. Утки тут даже выводятся, а чайки сюда прилетают с Москвы-реки. По берегам всегда народ, кормят птиц хлебом. Много птиц собирается у берега, кидаются за кусочками, гоняются друг за другом. Тут и воробьи и вороны. Воробьи прямо около ног крутятся, крошки собирают, а вороны — те нет, осторожные птицы. Сидят где-нибудь поблизости и только ждут момента, когда человек отойдет. Вот тогда они и стараются поживиться. Но на берегу все уже воробьи подобрали, а что на воде, воронам не достать. Тут только утки да чайки дерутся из-за кусочка. Утки кидаются на хлеб не взлетая, а чайки стараются ухватить его на лету или, в крайнем случае, когда он упадет на воду. Иногда прямо из-под клюва утки.
Гляжу, а одна ворона зависла, словно чайка, над самой водой, болтается в воздухе, крыльями машет, стоит на одном месте и старается хлебушек ухватить. Только никак не может она попасть по кусочку клювом, чтобы, как чайка, схватить. Несколько раз пыталась так сделать, но ничего не получалось. Отлетит на берег, передохнет и снова старается дотянуться клювом. А потом все-таки сообразила! Сцапала когтями! Надо же! Догадалась, что так легче.
Около соседнего дома обнаружил я как-то осенью ворону. Она сидела на невысокой корявой старой вишне. Когда проходил мимо человек, она начинала каркать и долбить клювом сучок, на котором сидела.
Оказалось, что эта ворона со сломанным крылом. Жильцы пристроили ей на ветках кормушку, где она и кормилась. И главное, она требовала есть — стучала клювом по ветке. А поилка стояла на земле, и ворона изредка соскакивала с вишни и пила воду. Потом она переместилась на большой тополь, и ей там опять устроили кормушку.
Однажды я увидел около нее другую ворону. Они сидели рядом, молча и нахохлившись. Обе распушились и словно горевали./Может, это был кто-то из родителей этой вороны?
Вороны очень осторожные к скрытные птицы. Гнезда они стараются строить так, чтобы их трудно было отыскать. Но это в деревне. А в городах они не стесняются человека. Кто же сейчас в городе, на виду у прохожих полезет на дерево, чтобы разорить виронье гнездо? Вот и осмелели вороны и строят свои жилища теперь порой совсем на виду, где придется. Приглянулись им, например, железные мачты с выоковольтными электрическими проводами. Теперь почти на каждой — воронье гнездо.
Я даже видел их гнездо на подъемном кране, на высоте третьего этажа. Кран работает, гудит моторами, рабочие вокруг ходят, кричат, электросварка сверкает, машины ездят, а воронята знай катаются себе туда-сюда в гнезде и ни на что внимания не обращают.
Я обнаружил одно гнездо на тополе прямо на Садовом кольце, где машины ревут круглые сутки. Ветка, на которой они его построили, чуть ли не до троллейбусных проводов дотягивалась.
Но ведут себя вороны осторожно, человеку никогда не доверяют. Сразу на гнездо не прилетают с кормом, а сядут где-нибудь в стороне, осмотрятся и лишь потом — скок-скок с ветки на ветку — несут птенцам корм. И птенцы начинают горланить, только когда подрастут. А пока маленькие — ведут себя тихо.
Серых ворон сейчас расплодилось — дальше некуда. Птицы это довольно вредные, когда их много. За городом они разоряют гнезда не только малых птиц, но и уток, куропаток, фазанов.
В городе же они, например, безжалостно ловят маленьких утят-пуховичков. Они хватают их прямо с воды. Ведь на городских прудах нет спасительных зарослей тростника или камыша.
Нападают они и на голубей, особенно на слабых, больных, на птенцов неопытных. Недалеко от моего дома они пытались заклевать котенка, но только я их разогнал.
Вот как вороны разбойничают.
В. Кононов. Музыкант.Я шел поймой маленькой безымянной речки, тихо струящейся среди низких травянистых берегов. Прыгал с кочки на кочку, обходил бочажки, схваченные прозрачным ледком. Снежно хрустела под ногами замерзшая трава. Ночной дождик застыл и повис на ней бело-бархатной бахромой. Реку тоже сковали забереги, и лишь на самой середине, крутясь на живом еще течении, плыл, изогнув кверху тоненький черенок, осиновый лист.
Вдруг какой-то странный звук — будто кто-то легонько ударил в серебряный колокольчик, привлек мое внимание. Я остановился и прислушался. Звук повторился. «Дзон, дзон»,— мягко разлилось в морозном воздухе.
Звук рождался где-то рядом. Но где? Он возникал, казалось, из ничего, заполнял все пространство, вспыхивал коротким эхом и, замирая, плыл ввысь, к серому небу.
Осторожно ступая, стараясь обходить хрусткие лужи, я пошел на звук и вышел к большому бочажку, такому прозрачному, что сначала мне показалось, будто вода в нем не замерзла. Ночной мороз сковал ее гладь в безветрии, и
осока, вмерзшая в тонкий ледяной покров, была видна по всей длине стебля. А воды под тонкой прозрачной пленкой не было, она ушла, впиталась в землю, и стянувшая берега ледяная «крыша» слегка провисла под собственной тяжестью.
«Дзон, дзон»,— раздалось совсем близко. «Что же это? — я недоуменно оглядывался.— Что же это такое?»
Метрах в десяти от меня, в центре озерка, на льду сидела ворона. Я был скрыт от нее кустами, и она меня не видела. Ворона тянула что-то вмерзшее в лед, наступала ногой, била клювом. И тотчас в воздухе возникал густой мягкий звон.
«Дзон, дзон»,— бьет ворона. «Дзон»,— отзывается ледовая мембрана. «Дзон»,— поет воздух. Ворона склоняет голову набок и прислушивается. Снова бьет клювом. И вновь замирает, слушая. Стараясь разглядеть, чем именно хочет поживиться ворона, я высунулся из-за куста. Ворона увидела меня и улетела. Я подошел поближе и, пробуя толщину льда, несколько раз стукнул по нему носком сапога. «Дон-дон»,— туго отозвался лед. Я надавил посильнее, лед подался, хрустнул, белыми стрелками побежали по нему трещинки. Я отступил. Не ломать же «музыкальный инструмент» только из-за того, чтобы узнать, что там клевала ворона.
Чтобы еще раз вызвать лед на песню, поднял комок земли и бросил на лед, ближе к центру. «Дзон!» — густо отозвался он; «шш-шон» — скользнули по льду крохотные комочки, разлетевшись от удара.
На пути домой мне попадается еще несколько замерзших бочажков. И побольше первого, и поменьше. И у каждого свой «голос». Я не знаю, от чего это зависит: от глубины или барабанной пустоты под «крышей», от ширины бочажка или от толщины льда, но всякий бочажок имеет свою неповторимую песню, похожую на песни других бочажков только тем, что она прекрасна.
Ю. Чернов. Пернатый ныряльщик.Случай, о котором рассказал мне бывалый рыболов, произошел на малодоступном озере. Рыбалка там отменная. Виктор плыл с приятелем в лодке, дно которой пестро устилали крупные окуни, щуки, караси.
— А вот еще один рыбак,— сказал Виктору напарник и указал на летящего мартына — крупную чайку, в клюве которой зеркальцем взблескивала рыбка.
— Детишкам, поди, несет,— улыбнулся Виктор.
— А может, подруге,— тоже с улыбкой предположил приятель.— Я читал, кажется, у Акимушкина, что самцы у некоторых чаек ходят по отмели с рыбкой в клюве — предлагают самкам. Та, что возьмет, и становится его избранницей.
— Не очень-то я верю этому. Иной раз кочует из книги в книгу какая-то басня. Вот если сам...— Но тут Виктор, не докончив мысль, толкнул в бок товарища: — Смотри!..
Ворона! Откуда она появилась, рыбаки не заметили, а в момент, когда увидел ее Виктор, та уже пикировала на чайку. Мартын увернулся. Но ворона — ей без ноши было куда легче набирать высоту — атаковала все наглее. Бедный мартын, испуская сдавленные крики, то падал к воде, то едва увиливал в сторону. Вот-вот и он узнает, что такое удар массивного вороньего клюва. Наконец он не выдержал и, посчитав за благо откупиться от разбойницы добычей, разжал клюв.
Брошенная рыбка шлепнулась на озерную гладь и затонула, а летевшая за ней на всех парах ворона занырнула в воду и, тут же выскочив как пробка на поверхность, взлетела. В клюве она держала рыбку.
— Да, не повезло кормильцу,— с веселым сожалением сказал приятель Виктора, провожая взглядом мартына, полетевшего на новую рыбалку.
— А я о другом жалею,— улыбнулся Виктор,— кинокамеру вот не захватил. Такие кадры упустил! Это видано ли — ворона в воду ныряла! Как утка. Расскажи кому — не поверит.