Хотелось бы выложить длиннопостом один отрывок о сходстве эльфов и людей из книги писателя Юлии Остапенко, которая училась на психиатра, но проявила себя как очень интересный писатель фентези в жанре нуар. – Одноглазая Аманита, – задумчиво протянул эльф, и Натан, вздрогнув, обернулся к нему.
– Я ее так называл?
– Ты что-то болтал про то, что у нее глаза нет. Иногда, правда, говорил "у него". Так это таки девка была, друг твой закадычный?
– Женщина, – мрачно сказал Натан. Ему совершенно не хотелось об этом говорить, но он чувствовал себя… нет, не то что обязанным. Просто спорить не хотелось. И сил не было.
– Ну, теперь я по крайней мере понимаю, почему вы были всего лишь друзьями. Девки с такими… недостатками… не слишком-то привлекают, а?
– Она была красивой, – мрачнея еще сильнее, проговорил Натан. И это правда. Аманита была очень… красивой. Так считал не только он.
– До того, как окосела, – не исключаю, – весело отозвался Глориндель. – Ну? Долго вы… хм-м… дружили?
– Пять лет.
– Надо же, – удивился эльф. – Я-то думал, вы, люди, столько бок о бок не живете. И что случилось? Она… эй, ты же говорил вроде, ее повесили? Твой же лорд и повесил? За что это у вас женщин вешают?
– За то же, за что и мужчин, – огрызнулся Натан. – За убийства… разбой…
– Вы были в одной банде, – произнес Глориндель. – Я мог бы и раньше догадаться. Прелестная одноглазая воровка и заросший неуклюжий головорез. Так прямо вас и вижу. Дивная пара.
– Мы не были парой! – повысив голос, сказал Натан.
– Да уж, не сомневаюсь, только по обоюдному ли желанию? – насмешливо бросил эльф.
Натан круто развернулся к нему.
– Я не… – Он хотел сказать, что не обязан, не собирается обнажать тут перед ним душу, но внезапно заметил в словах эльфа неточность, за которую ухватился почти радостно: – А с чего вы взяли, что она была воровкой?
– Ну право, друг мой, не конокрадом же, – небрежно сказал Глориндель и рассеянно потер заживающее ухо. Этот жест появился у него недавно, и Натан почему-то принял такое новшество с инстинктивным злорадством. – Женщины в разбойничьих бандах – либо воровки, либо наводчицы, а часто то и другое сразу…
– Вы-то откуда знаете?
– По-твоему, эльфы друг друга не грабят?
Странно… Натан не думал об этом, но сейчас понял, что именно так и считал. Ему не приходилось бывать на эльфийской земле и наблюдать эльфийские обычаи, однако…
– Но мы говорили о другом, – жизнерадостно напомнил Глориндель. – А именно о твоих с ней отношениях. Будь она тебе просто подружкой, не стала бы тебя терзать в бреду. Признавайся, было у вас что?
– Ничего не было!
– А раскраснелся-то! Как юная девица! Ну ладно, ладно. За что ее повесили?
– За наводку, – глухо сказал Натан. Эльф вопросительно приподнял брови. Натан быстро добавил, надеясь раз и навсегда удовлетворить его любопытство: – Она сдала банду лорду Картеру. Хотела взамен место в замке и денег. Милорд дал ей то и другое… и вздернул на следующий день. Еще прежде, чем всех остальных.
– Вы смотрели?
Что-то в голосе эльфа показалось Натану странным, но он не обернулся.
– Они смотрели. Я… меня к тому времени с ними уже не было.
Глориндель помолчал. Натан уже надеялся, что все позади, когда эльф снова заговорил:
– Какой же надо быть дурой, чтобы понадеяться на прощение? Чем она думала?
– Ее вдохновил мой пример, – сказал Натан, не сумев сдержать горечи в голосе.
Теперь удивился эльф.
– Твой пример?
– Я ушел из банды годом раньше. Явился с повинной. Ни на что не рассчитывал, просто камень с души хотел снять. А лорд Картер меня помиловал. Пристроил работать на конюшни… спрашивал, не сдам ли я свою банду. Я отказался. Ну и… потом много чего было. Дочку его младшую конюх наш охмурить пробовал. Я помешал. Девчонка потом опомнилась, благодарна мне была. Отцу рассказала…
– А ты не прост, – протянул эльф. Натан поднял голову. Глориндель смотрел на него чуть искоса, со слабой понимающей улыбкой. – Решил подкупить чистым сердцем, верно? Неплохо придумано.
– Я ничего не придумывал, – рассердился Натан. – Как считал правильным, так и поступил. А что до Аманиты – у нас было много хорошего. И она мне жизнь спасала, и я ей не раз.
– Да только тебе ли не знать, Нат, что это еще не делает друзьями? – мягко сказал эльф.
Натан выпрямился. Он в который раз убеждался, что вступать с этим типом в диспуты себе дороже: все равно перекрутит и вывернет по-своему. А чтобы играть по его правилам, Натану не хватало ни смекалки, ни желания.
– Дело не только в этом, – твердо сказал он, стараясь подвести под сказанным черту. – Мы были близки, потом я ушел, а она предала. Тех, что были нашими общими друзьями… Она заслужила свою участь.
– Как она потеряла глаз?
– Не знаю. Она никогда не рассказывала. Пришла к нам… уже такой. Ее и прозвали Одноглазой Аманитой. Она… – Он поколебался, потом добавил: – Она все равно была красивой.
– И хорошим другом, – кивнул Глориндель. – Да алчность сгубила. И дурной пример. Ясно как день.
– Ничего вам не ясно…
– Все, что хотел, я выяснил, – ровно сказал эльф. Натан посмотрел на него. Он уже не улыбался и смотрел перед собой, спокойно и сосредоточенно.
Натан молча порадовался, что разговор себя исчерпал, потому что они приближались к заставе.
По мере приближения к столице заставы попадались все чаще, а обходить их было все труднее. Эта была, видимо, последней. У Натана имелась охранная грамота от лорда Картера, но он старался не размахивать ею без надобности, зная, как просто ее лишиться. Перед патрульной будкой толпилась пестрая очередь из пеших, конных и повозок. Повозок оказалось больше всего – видно, где-то неподалеку намечалась ярмарка. Натан боялся, что очередная задержка вызовет у эльфа припадок ярости – что-то он слишком сумрачным стал. Но тот вел себя спокойно, без пререканий заняв место позади телеги, груженной бочками.
Очередь двигалась медленно. Некоторые путешественники проходили досмотр без заминок, другие пытались подкупить стражу, третьи громко и шумно ругались, доказывая свое право на проезд.
Глориндель, от которого Натан ждал скорее, что он станет вертеть головой и рассматривать толпу, отчего-то мрачнел с каждой минутой и не говорил ни слова до тех пор, пока не подошла их очередь. Перед ними оставалась только повозка с бочками.
– Что в бочках? – спросил солдат, проводящий досмотр, и Глориндель поднял голову.
Натан подумал, что его насторожило что-то в солдате, и тоже бросил на него взгляд. Стражника же явно интересовали только бочки: он прошелся вдоль повозки, проводя по ним палкой. Палка подпрыгивала и тарахтела.
– Эль, добрый господин… Сам варил…
– Эль? А гремит-то так почему?
Глориндель смотрел вперед. Его лицо медленно каменело, глаза становились темными и дикими. Натан бросил встревоженный взгляд сперва на него, потом на повозку, на солдата, по-прежнему не понимая, в чем дело.
– Так пустые попадаются, добрый господин, оттого и гремит.
– А мы сейчас поглядим, какие они пустые. Открывай!
Не поворачивая головы, эльф заставил коня попятиться, подобрался в седле.
– Господин Глориндель, что… – полушепотом начал Натан, и в этот миг случились две вещи. Первая – солдат полез на повозку, дабы самолично досмотреть содержимое бочек. Вторая – Глориндель вонзил шпоры в бока коня с такой силой, что бедное животное, мучительно заржав, рванулось вперед и взвилось в прыжке над повозкой, со всей силы ударив копытом в затылок незадачливого стражника.
Натан застыл, глядя на происходящее будто в дымке и смутно слыша, как эльф что-то кричит на своем языке. Через миг орущие солдаты бросились за ним вслед, но он уже был далеко впереди, среди повозок, дожидающихся, пока расчистят дорогу. Рядом с ним мелькнули рыжие волосы, и Натан запоздало понял, что, вернее, кого увидел в толпе Глориндель.
– Ах ты тварь неблагодарная! – закричал эльф, хватая за волосы рыжую купчиху, с которой несколько дней назад предавался любовным утехам в придорожном трактире. – Я тебе четыре раза за ночь засадил, а ты про меня языком трепать на каждом шагу?!– Помогите! – заорал муж купчихи и сделал это совершенно напрасно – во-первых, солдаты и так уже бежали к ним, а во-вторых, этот крик стоил ему жизни: эльф мгновенно развернулся, выдернул из-за пояса нож и коротким движением всадил его в горло купца. Женщина истошно завопила. Эльф повалил ее на землю, придавил. Лезвие ножа метнулось к ее лицу и застыло в дюйме от широко распахнутого глаза. Эльф что-то тихо сказал – Натан не расслышал что, и в тот же миг налетевший на него солдат сбил его на землю.
Люди, ставшие свидетелями этой сцены, возмущенно кричали, но вмешиваться предоставляли солдатам. Натан протиснулся в центр событий, стараясь никого не задавить по дороге и на ходу вытаскивая грамоту.
– Отпустите его! Оставьте! Именем князя! – крикнул он.
Солдаты, уже вязавшие эльфа, встрепенулись. Взбешенный начальник заставы вырвал бумагу из протянутой руки, быстро пробежал глазами, изменился в лице.
– Тут не написано, что вам дозволено резать ни в чем не повинных людей!
– Неповинных? – хрипло переспросил Глориндель и расхохотался. Натан уже привык к этому смеху, но от него вздрогнули даже солдаты, которые держали эльфа. Сержант бросил на Глоринделя подозрительный взгляд. Было видно, что печать княжеского представителя на грамоте его смущает. Он обернулся к посту, крикнул:
– Что там Вальтер? Жив?
– Жив! – откликнулись от заставы. Двое солдат под руки вели спотыкающегося собрата, некстати подвернувшегося под копыто эльфова коня.
Это помогло сержанту принять окончательное решение. Он бросил взгляд на рыжую купчиху, поскуливавшую над трупом мужа, потом на эльфа, встретился с ним глазами и тут же повернулся к Натану.
– Езжайте, шут с вами, – сказал он, протягивая бумагу. Натан принял ее с благодарной улыбкой. Глоринделя отпустили. Он распрямил плечи, неторопливо отряхнулся, подобрал с земли нож. Когда он проходил мимо голосящей над мужем женщины, Натан внутренне напрягся, но, похоже, эльфа она больше не интересовала. Эльф легко вскочил в седло, тронул бока лошади пятками. Толпа у заставы провожала их молчанием, полным страха и ненависти.
"Считают, что с охранной грамотой можно творить любые бесчинства, – подумал Натан. – И они правы".
– За что вы так с ней обошлись? – спросил он, когда они отъехали на достаточное расстояние.
– С кем? – без выражения спросил эльф.
– С женщиной. Которую вы сделали сначала шлюхой, а потом вдовой.
– Она мне неплохо отплатила, – холодно сказал эльф и откинул волосы с уха. Натан вздрогнул: впервые Глориндель перестал делать вид, что в том лесу ничего особенного не произошло. – Это же они с муженьком разболтали про нас на все княжество. Может, ты и забыл, а мне-то уж точно забыть не придется.
– Вы хотели… выколоть ей глаза, – едва слышно проговорил Натан.
Глориндель посмотрел на него. От его улыбки Натана пробила дрожь.
– Только один. Уж слишком она зоркая. В полной темноте – а смогла разглядеть, что я эльф. Небось с одним-то глазом смотрела бы куда надо, а не куда вздумается. Хотя… пожалуй, ты прав. Я сглупил. Надо было отрезать ей ухо.
Натан ничего не ответил. Ему не хотелось это обсуждать… но думать о том, что упорно лезло в голову, тоже не хотелось. Не хотелось, не хотелось … но не думать он не мог. Это было до того невыносимо, что он уже собирался заговорить – о чем угодно, зная, что все равно так или иначе сведет разговор к тому, что так мучает его в эту минуту…
"Почему вы остались, когда увидели, что у меня чума? Почему вам было так… так важно слушать мой бред? Почему вы… Потому, что вы…"
– Я знаю, о чем ты думаешь, – проговорил эльф и слабо улыбнулся – на этот раз мягко и почти виновато. – В третий раз так говорю, но теперь-то действительно знаю.
И сейчас Натан не сомневался, что так и есть.
– Вы… – начал он, но эльф перебил его, спокойно и уже без улыбки:
– Да, это я вырезал глаз Аманите.
Натан не думал об этом. То есть он просто не успел, не набрался сил об этом подумать. Потому что это было слишком ужасно. Слишком ужасно видеть, как ее тело в сером рубище шатается под виселичной перекладиной, как волосы вьются по ветру, а в небо таращится кошмарно выпученный глаз, и рядом с ним – столь же кошмарная темная дыра. Она всегда носила черную повязку поверх этой дыры, но повязка упала, когда на шею Аманиты уже надели петлю, и понеслась по ветру, извиваясь и вертясь, как ласточка.
– Я убью вас, – сказал Натан.
– Не убьешь. Потому что ты человек долга. Когда ее вешали, ты стоял и смотрел. Хотя тебе выть хотелось от мысли, что вот она умирает, а ты ее так и не поимел. И потому что если бы она не была изуродована, видеть ее в петле было бы еще невыносимее. Ты это знал. И ты об этом думал. Не отрицай, Нат.
Он не отрицал. Он просто смотрел в спокойные, непривычно добрые и совсем не насмешливые глаза эльфа и вспоминал, как кончик лезвия дрожал над зрачком рыжеволосой женщины. Гораздо более рыжеволосой, чем была Аманита, – у той волосы отливали золотистым, будто спелая рожь.
– Ты спрашивал, почему я хотел уехать из своей земли, – проговорил Глориндель. – Ну вот, теперь знаешь. Из-за нее и хотел. Я ведь не думал, что, уехав, встречу тебя… и снова про нее вспомню.
– Как…
– Как это случилось? – переспросил эльф, и Натан кивнул почти с благодарностью – у него не хватило бы сил закончить. – Она была воровкой… красивой, как эльфийка. Нет, в самом деле. Она была даже похожа на эльфийку. Типичный для нас цвет глаз и разрез тоже. Мы ведь и правда с вами похожи. Мы очень похожи – люди и эльфы. Тот бандит, что пытался мне это доказать, верно говорил. Мы похожи тем, что каждый из нас – сам по себе и таков, как есть. Люди есть… хорошие и плохие. Эльфы тоже. Вот взять тебя. Как твое имя полностью звучит? Натаниэль, верно? Тебя по бумажкам небось часто за эльфа принимают. Пока в лицо не увидят. Я знал эльфа с таким именем. Ему все пеняли, что у него в роду наверняка люди были. Аманита была плохим человеком. Но из нее вышла бы хорошая эльфийка. Вот и вся разница.
– За что вы ее…
– Я сказал тебе: она стала бы хорошей эльфийкой. Но предпочла быть дрянным человеком. Проникла в дом моего рода. Очаровала всех и каждого. Забралась в мою постель. Не только в мою, как я потом узнал. Все из-за того, что хотела добраться до нашей семейной реликвии, синего алмаза. Я позволил ей это сделать. Позволил даже покинуть наш дом. Насладиться счастьем обладания и удовольствием от того, что провела этих глупых эльфов. А эльфы не глупцы. Просто среди нас тоже есть дураки, так же как и среди вас. Никакой разницы, помнишь? Я опередил ее, ждал на границе с вашими землями. Лично поймал. И сказал, что воров у нас карают одним способом: отрубают правую руку. Но поскольку она дорога мне, я предложил ей вместо этого лишиться одного глаза. Она выбрала последнее. Надо сказать, я был удивлен. Совсем не по-женски. И так нехарактерно для людей… сказал бы я, если бы верил, что мы разные. Она предпочла быть изуродованной, но по-прежнему умелой разбойницей. Ведь с одним глазом можно воровать почти так же ловко, как с двумя, и уж явно ловчее, чем с одной рукой. Потрясающая женщина. За это, наверное, я ее и… любил.
Натан вдруг обнаружил, что они стоят друг против друга, и кони под ними недоуменно всхрапывают. Он не помнил, когда они остановились, и не знал, как долго простояли. Вокруг не было ни души, но на горизонте, в дымке, еще очень-очень далеко, смутно виднелись очертания городских стен. Столица. Почти добрались.
– Вы ее… не любили. – Он не слышал своего голоса и даже не надеялся, что его услышит эльф. – Вы бы не смогли…
– Почему не любил? Просто иначе, чем ты. Хотя ты же смог стоять и смотреть, как ее вешают? Разница только в том, что мне она отдалась. И делала вид, будто с наслаждением. А мне было не все равно. Я вырезал ей глаз и велел убираться вон. Она ушла, а я вернулся домой с камнем, который она украла. Я хотел бы оставить его ей… чтобы она вставила его себе вместо глаза. Он ведь был таким же синим. Но я должен был вернуть реликвию на место. Вернул. И сказал, что воровка наказана. Но на самом деле наказан был я. Это случилось десять лет назад, но не проходило ни одного дня, чтобы я не вспоминал тот день на границе… и миг, когда она посмотрела на меня… посмотрела своими эльфийскими глазами и позволила мне лишить себя их. Ее кровь текла по моей руке… такая горячая… Мне казалось тогда, что я лишаю ее девственности. В этом было что-то… что-то настолько доверчивое … Это было даже больше, чем отдать невинность. Так мне тогда показалось. Понимаешь? ©
Автор
Тема: Эльфы, их подобие и их противоположности (Прочитано 21711 раз)