Печать

[Vala]

Новый завет*

Исполняя повеление своих богов, храмовые жрецы, уже долгие годы из ночи в ночь, пристально наблюдали за небом, и лишь избранным ведома была цель этого служения.

Верховный жрец, астролог и маг, как и многие к старости, мучался бессонницей, и более не желая бесцельно ворочается, пускай даже на шелковых подушках, поднялся на крышу храма, где располагалась обсерватория. С благословением отпустив молодого жреца, что боги наградили особо острым зрением, владыка занял его место ведь, слава Им, с годами старый звездочет стал видеть более четко даже дальние небесные светила, хотя и расплывались теперь перед глазами предметы близкие. Особенно письмена...

Занять-то занял, но только где-то глубоко внутри, червячок сомнения уже изрядно подгрыз его уверенность в целесообразности, ведь за минувшие века предшественники никакого знака с небес так и не дождались. Маг внезапно испугался собственных мыслей, и всей душой понадеялся, что сомнения не так уж велики или хотя бы достаточно глубоко упрятаны, чтоб боги их заметили. Ну или же что те окажутся слишком заняты своими божественными делами, чтобы прямо тут покарать недостойного слугу за неверие в их божественную прозорливость!

Но вот он − знак − новорожденная звезда, вдруг ярко вспыхнувшая на западе, почти над самым горизонтом, в том месте, где располагаются земли иудейские. Звезда, блеском своим затмившая все звезды ближние и соперничающая с дальними.

Да, так же много света и так же мало места осталось тьме... Так как и было предсказано... при сотворении мира.

Жрец пал ниц. В благоговении к милости богов на его глазах навернулись слезы. Но конец ожидания не стал облегчением, а лишь поселил страх в душе, ведь Силе, на которой зиждились его могущество и власть, суждено было на долгие годы, века, тысячелетия отступить из этого мира, передав бразды правления другой стороне.

Впрочем, плюсы тоже были − ведь именно он станет тем кто и возвестит Силе, что в тварном мире наступило время и тем кто откроет Врата для эмиссаров. А это, если вдуматься, не так уж мало, ведь Темные таких услуг не забывают, а теплое местечко в иерархии это всегда хорошо.

Маг бросил последний взгляд на небо и кликнул молодого жреца, что давеча отпустил. Тот по-юношески сладко спал, прикорнув в узкой каменной нише. Нужно собираться как можно быстрее и незамедлительно отправляться в дорогу.

Пока что к месту встречи, но не к цели.

И несмотря на поздний час ночной весь храмовый комплекс загудел, словно потревоженный улей. Верховный же вернулся в свои покои − вся тяжесть мира вдруг легла на его плечи, понуждая и самого устало опустится на ложе − и добрые боги милостиво послали глубокий долгий сон без сновидений.

[Vala]

Суета сборов и первая неделя пути, не особо запомнились старому астрологу, который, если не пребывал в раздумья о собственной роли, то терзался мрачностью перспектив, сулимых его открытием нынешнему мироустройству. Ведь нарождённая звезда, ночь от ночи разгорающаяся все ярче и ярче, неумолимо указывала на ту землю, что по приданию иудеев, Бог Единый обетовал народу своему. Тем более что пророки того Бога, другим народам не предвещали ничего особо хорошего. И жгли каленым железом сердце мага слова, то и дело всплывающие в памяти: "Бог Небесный воздвигнет царство, которое во веки не разрушится, оно сокрушит и разрушит все царства, а само будет стоять вечно".

Впрочем, неуклонное приближение каравана к древнему святилищу настроение верховного жреца несколько улучшило и некоторую надежду на будущее тоже вселило. Но нет, то был не величественный зикурат, ступенями своими подпирающий небеса, но маленькое и совсем неприметное капище, в конце длинного узкого ущелья, что, по приданию, было местом, куда поразила стрела Мардука змеиное тело ужасной Тиамат. И лишь высшие из посвящённых знали, что за страшную тайну пески пустыни надежно хранят от случайных глаз.

Когда до места оставалось менее дня пути, верховный приказал караванщикам разбить лагерь и встать на постой, до его возвращения. Сам же, в заутрене следующего дня, отправился, взяв лишь двух помощников и юношу раба. Одолев пески, за несколько предрассветных часов и несколько часов самого раннего утра, они вступили под сень каменных стен, укрывших путников своей благодатью от полуденного зноя. Но вскоре скалы, взметнувшиеся отвесно ввысь и сходящиеся почти над головой, людей уже не радовали, заставляя трепетать и раз от разу замирать их сердца, до самой той поры, пока взорам наконец не открылась небольшая площадка перед грубо сработанными, черными каменными вратами.

Жестом приказав остановиться, верховный жрец спешился и подошел к проему ворот, а произнеся требуемые славословья, вошел внутрь, почтительно склонив голову. В святилище никого не было, но маг отчетливо почувствовал что его прихода ждали. Осторожно ступая в тусклом свете, едва пробивавшемся в узкую щель на головокружительно большой высоте, астролог обошел помещение по кругу и, вновь оказавших у створа ворот, кликнул сопровождающих, отдав им необходимые распоряжения.

Помощники принесли всё что требовалось и привели молодого раба, предназначенного в жертву, ведь учитывая степень важности ритуала ни агнец, не верблюд, ни конь, не бык, ни даже слон были не годны. Поскольку лишь кровь и дух человеческие способны открыть путь Высшим в пределы тварного мира.

Как и полагается у жертвы отсутствовал даже малый изъян − молодое сильное тело, молодое прекрасное лицо − мог бы с лёгкостью составить счастье любой девушки. Но не судьба...

Однако, ни молодость, не красота сердце старого мага ни чуть не тронули. Избранный, по наущению богов, юноша прожил отпущенные ему годы в неге и роскоши, употребляя всё свое время лишь для наслаждений, ну а теперь настал срок платить по счетам! Да и не так уж велика та плата − обменять горестную юдоль человеческую на благость и милость Высших!

Верховный жрец сам умастил этого "агнца" потребными благовониями, что вместе с ритуальными словами одурманили разум и успокоили дух, подступающего к смертной черте юноши и тот сам возлег на жертвенник. Тем временем, в глубине святилища, по центру круга высеченного на каменном полу, помощники уложили ароматные поленья и полили их маслом, а затем встали подле юноши, на всякий случай крепко схватив того за руки.

Жрец достал из-под своих одежд ритуальный нож, с золотой рукоятью и клинком из обсидиана, и одним точным молниеносным движением рассек горло, тут же поставив приготовленную чашу под струю − чтобы даже единая капля драгоценной жидкости, что служит вместилищем духа не пролилась понапрасну. Когда же живой доселе "сосуд" опустел окончательно, помощники, осторожно ступая дозволенным путем, отнесли его к костровищу, а возложив поверх дров, обильно полили маслом. После чего весьма поспешно удалились, гонимые страхом.

Старый маг почти физически ощутил исходившие от них волны благоговейного ужаса и сполна насладился ими, затем же и сам двинулся туда, откуда сбежали его подручные, с намерением возжечь Огонь Не Дающий Света и начать тем самым ритуал. Опуская пальцы в ещё теплую кровь, на камне вокруг костра жрец чертил знаки, что складывались в магический орнамент, в который он вплёл имена всесильных!

И летел призыв сквозь времена и пространства, в те непостижимые сферы, где любая человеческая жизнь, от момента рождения и до самой смерти, не более чем единый листок, вырванный из книги. А может и того меньше...

Оставшуюся на дне чаши густую солоноватую субстанцию, с положенным славословием, маг влил себе в рот, ощутив в тот же миг, как хаос, безбрежной, ничем неудержимой волной, всколыхнулся в самом центе его существа и начал поднимается наполняя все члены силой, истомой и легкостью, очищая и заполняя разум безбрежной радостью бытия.

С окровавленных губ срывались слова, коим внимали и камни святилища и вода, чей источник скрывался в глубоком гроте, и огонь, весело потрескивающий и жадно облизывающий содержимое жертвенного костра, и воздух, что повинуясь искусству кудесника вдруг будто бы подернулся полуденным маревом и стал слабо мерцать, а в клубах густого черного дыма, что поднимался над телом жертвы, начали прорисоваться очертания человекоподобных фигур − сначала одна, затем и другая. И огонь, что непостижимым образом словно бы всасывал с себя свет, погружая всё окружающее пространство в непроглядную, абсолютную, бесконечную, Живую Тьму, будто подпитывал их, придавая реальность и осязаемость, но при этом лепестки его с каждым мигом становились вся меньше, всё слабее и всё эфемернее, пока не исчезли совсем.

А в сомкнувшейся, обнявшей, обволокшей темноте, жрец узрел, как двое владык попирают ногами совершенно опустевший каменный пол святилища. Фигуры их излучают в пространство какой-то нездешний, иной свет − свет иного мира− к которому магу необоримо захотелось прикоснуться, когда эти двое приблизились.

− Как твоё имя, жрец? − властно спросил старший из них; на вид, очень представительный мужчина средних лет с роскошной окладистой бородой, в одеждах богатого путника.

− Магалат, господин мой... − астролог замялся назвав себя, но не зная как же следует обращаться к этому князю из высших... и к другому тоже; ну не сакральными же именами призыва, в самом деле?!

− Называй меня Галгалат... А его Серакин, − столь же властно распорядился тот, и чуть склонив голову указал на второго, который выглядел очень смуглым двадцатилетним юношей, с курчавой головой, легкой растительностью на лице; одетый со старшим похожим образом, но чуть более пестро.

− Ужель столь острой была нужда, что ты, смертный, осмелился призвать нас? − спросил в свой черед молодой, впрочем, ни интонация, ни расслабленная поза, ни улыбка, слегка обнажившая белоснежные зубы, ни медленный глубокий вдох, сделанный с явным наслаждением, не указывали на сколько-нибудь действительное неудовольствие.

− Владыки, сегодня с заходом солнца минет двенадцать полных дней, как исполнилось предречение и небеса явили знак вашему покорному слуге, − ответил маг, бросая на них короткие взгляды и поклонившись, ровно в той мере, чтобы и выказать уважение князьям, и своего статуса не уронить.

− Тогда что же, жрец, тебя так задержало?! − ещё более насмешливо воскликнул Серакин, тут же теряя интерес и к любому возможному ответу, и к самому жрецу, но продолжил обращаясь к спутнику − Нет, право, как же не последовательны эти смертные − отпущенный им век и так краток, а они ещё и норовят замешкаться при любой подвернувшейся возможности!

− Ну тебе лучше знать нравы своих родственников, − будто бы нехотя отозвался Галгалат, с легким, но всё же достаточно проявленным пренебрежением. − Впрочем, ты прав − уже достаточно времени потрачено впустую. Веди нас, жрец!



"А всё же, черт возьми, приятно снова ходить по Земле собственными ногами и ощущать собственной кожей прикосновение ветра. Хотя в этом мире существует масса и куда более приятных вещей..." − думал демон-полукровка, шагая за человеком и примериваясь к ощущениям что дарила новая шкурка: юношеское тело, жарких африканских кровей, полное сил и желания. − "Надо будет, при случае, улучить часок-другой, третий и для любовных игр − не всё же делу время!"

Впрочем, распалить свое воображение Серакину не удалось, в его сознание бесцеремонно вторглась мысль привычно окрашенная надменной дотошностью:
"Смотри не заиграйся − миссия превыше всего", хотя сам Галгалат в его сторону даже бровью не повел.

"Как будет лорду-хранителю сокровищ угодно!" − подчеркнуто учтиво ответил получеловек полудемон, не имея желания из-за такой мелочи переть против иерархической субординации.

Но вот ещё шаг и переступят они порог и выйдут из утробы святилища, во внешний − тварный − мир, и телесная оболочка окончательно предъявить свои права, лишив их безусловного всезнания. Ну а солнечный луч, улегшийся подле врат, и ослепляющим светом свои подчеркивающий их черноту, словно повивальная бабка с готовностью отсек и последнюю связующую нить, так что даже по лицу могущественного лорда скользнула гримаса боли, которую прочувствовал и полукровка. Может быть не в такой мере, но всё же...

Да, изменения уже начали ощущаться!

[Vala]

− Эй вы, бездельники! Чего расселись? − вдруг порывисто выкрикнул жрец в сторону двоих людишек, так же в жреческом, но более простом облачении, да и возрастом помоложе, присевших за трапезой в скальной нише. − Или законы гостеприимства не вам писаны?

Седовласый и белобородый старик явно пыжился произвести на эмиссаров самое хорошее впечатление и что ему вполне удалось − служки оказались достаточно вышколены, чтоб не лишится чувств в благоговейном страхе − пусть даже блюда и заметно подрагивали в руках, когда они подавали питье и яства невесть откуда появившемся гостям.

Предоставленными им верблюдами князья тоже оказались вполне довольны... ну или сделали вид что довольны, но как бы то ни было и без какого бы то ни было промедления кавалькада двинулась к выходу из ущелья. Как верховный жрец и рассчитывал, солнце стояло ещё достаточно высоко, чтобы успеть добраться до караванной стоянки раньше, чем ночь полностью вступит в свои права. Но владыки и слышать об этом не пожелали:

− Отправь своих слуг, пусть сообщат караванщику, что ты поедешь с нами, а они все могут возвращаться домой, − властно распорядился Галгалат, отворачивая своего верблюда в другую сторону.

− Но владыка, как же вода? Провиант?! Шатры?.. − залепетал жрец, осознавая что путь их проляжет сквозь самое сердце пустыни.

− Не беспокойся о том, смертный, и пусть жестокость пустыни тебя не пугает − ты под нашей защитой! − всесильный князь Тьмы снизошел до увещеваний, дабы не терять времени.

− Но как же дары? Ларец остался на попечение старшего караванщика! − старый маг никак не унимался.

− И что за дары ты, смертный, припас для Царя Царей, Спасителя мира и сына Бога Живаго? − надменные слова перешли в столь же надменный смех, что рокочущей волной захлестнул старика.

− Но ведь он не только сын Божий, но и царь и сын человеческий − злато, преподнесу я ему в дар! − с вызовом ответил жрец, ведь маг прекрасно осознавал, что это всегда будет поединком воли, а не Силы.

− Ну полно, не отнимай у человека его иллюзии! − примирительно вмешался Серакин, остужая пыл лорда-хранителя своим беззаботным тоном. − Большинство людишек не представляют, что может быть что-то ценнее золота. Прискорбно что и этот жрец, похоже, из их числа, но другого у нас сейчас нет!

− Да, есть только этот... − коротко окинув жреца взглядом, пренебрежительно резюмировал Галгалат.

− Ладно, будет тебе сейчас твой ларец! − словно малому ребенку посулил жрецу князь-юноша, поравнявшись своим верблюдом с его. − Протяни ладони вперед! − скомандовал Серакин, накидывая край своего расшитого плаща на руки старика. − Теперь закрой глаза, и постарайся явить пред внутренним взором и сам ларец, и то место, где он сейчас находится. Прекрасно... Ну а теперь держи!

Он откинул плащ. Его губы, расплывшись в широкой улыбке, обнажили белоснежные зубы, на смуглых щеках заиграли озорные ямочки, когда жрец, вцепившийся мертвой хваткой в только что обретенный ларчик, окатил владыку волной почти экстатического благоговения.

− Ну что наигрался? − обернувшись через плечо поинтересовался Галгалат, и без промедления прибавил. − В путь! А вы идите куда велено, − последнее будто бы кнутом подхлестнуло так же благоговеющих от увиденного храмовых служек, и их верблюдов.

[Vala]

И снова бессонные ночи − эмиссары предпочитали выдвигаться в путь, когда на небосклоне догорали последние лучи заката и останавливаться на постой, лишь только свет восходящего солнца затмевал их путеводную звезду. Малагат даже было забеспокоился о верблюдах, что несли их − ведь даже если один их них в темноте оступится и повредит ноги, ситуация окажется безвыходной − замены-то нет. Но скоро приметил, как изменились животные: они ступали резво и уверено, не споткнувшись и не оступившись ни разу, и даже многочасовой переход ничуть не замедлял их скорости, и на рассвете они выглядели столь же бодрыми и свежими, как если бы только пустились в дорогу. Так же жреца оставили треволнения по поводу отосланного домой каравана.

Лишь только владыка Галгалат повелевал путникам остановится, как в тот же миг (и несмотря на ранний час) от земли начинал кружась подниматься элбис − песчаный вихрь − в сердце которого бесновалась и клубилась тьма ушедшей ночи. Повинуясь воле, и поднятой руке, всесильного князя, вихрь быстро разрастался ввысь и вширь, а звучал так, будто внутри трудится сотня прилежных работников.

Когда же эмиссар опускал свою руку, осыпался и песок, моментально остановивший свое кружение, и бесследно рассеивалась тьма. Но перед глазами, благоговеющего верховного жреца и потрясённого мага, представали, невесть откуда взявшиеся, шатры, где путники могли укрыться от палящих лучей. А чуть в стороне было обустроено всё что потребно для их верблюдов. В шатрах же была накрыта по-царски роскошная трапеза, чтобы они могли утолить жажду и голод, услаждая свой слух прекрасной музыкой, льющейся из неизвестного источника.

Однако, Магалату никак не удавалось утолить свое любопытство и как следует рассмотреть чудесные чертоги, необоримый сон сковывал его веки, пока владыка не повелевал проснуться. Когда же они двигались в путь, элбис забирал, то что дал утром... оставив лишь тихий шорох ветра над песками.

И не было в ночи других звуков, ведь всевластные эмиссары не слишком удостаивали мага своим вниманием. Хотя, истины ради, они и между собой-то не разговаривали.

Пусть так! Верховный жрец, уже совершенно пришедший в себя после явления Высших, принялся, как всегда, строить стратегические планы и продумывать тактические шаги. Тем более что тишина ночи, однообразие дороги и мерно укачивающая поступь верблюда весьма благоприятные условия, чтобы как следует, порыться в самых потаенных уголках памяти и переложить хранимое там на "полки" поближе. Дабы пустить оное в ход при первой подвернувшейся возможности. А свет народившейся звезды "прекрасный" повод подумать о будущем, но главное о том что он от этого будущего сможет взять.

И он возьмет! Так же как сумел когда-то прибрать к своим рукам мантию верховного жреца, никому не известный, младший из восьми сыновей, обычного храмового служки. Без денег или связей, лишь благодаря своему острому уму, упорству и умению ждать. А также изрядной степени беспринципности. Магалат, так и эдак, в мыслях своих без устали перетасовывал обрывки вопросов, что на протяжении всей жизни задет себе и каждый маг, и каждый жрец. Временам, перемежая их именами призыва, маячивших перед глазами владык.


"Не прискучила ли лорду-хранителю казны дорога?" − хоть и по рангу учтиво, но всё же как-то через чур саркастично в мыслях поинтересовался у Галгалата полукровка. − "Не утомила ли вас своим беспрестанным мысленным нудением эта двуногая муха, назойливо вьющаяся тут в надежде улучить самый благоприятный момент?"

"Не забывай о миссии!" − шикнул в ответ, с высот чувства собственной важности, Дух, беспредельно древний и бесконечно многомерный, на краткий срок облачившийся в личину вельможного мужчины, средних лет.

Хотя образ, вожделенно облизывающейся, седой, дряхлой мухи в жреческий одеждах, что опасливо кружится над тучным тельцом, Галгалата очень позабавил. Но сообщать об этом полудемону многовато чести.

"Может ставочку?.. На то достанет ли нашему человеку силы духа задать таки мучающие его вопросы." − не унимался Серакин. − "Я ставлю на человека!"

"Только играй по правилам!" − соблаговолил напомнить о своем статусе лорд, не имея причин сопротивляться искушению азарта.

[Vala]

Дней маг почти не помнил, но ночь сменялась ночью, неуклонно приближая их к иудейским землям, о чем свидетельствовал немного переменившийся пейзаж. Переменилась и путеводная звезда − она уже не горела так ярко, как в ночь когда верховный жрец и астролог узрел её, и вдвое против той ночи когда он отправился с владыками в путь − блеск знака небесного мерк час от часу. И от перемен этих вопросов у Магалата только прибавилось: "Уж не обманул ли он сам себя, планируя и выжидая?"

Однако, он уловил и ещё одну перемену − казалось, что князья пристально наблюдают за ним, хотя и всё так же взглядами своими не удостаивают. Так что старик заметно вздрогнул, когда, в ночной тиши, сменившей гвалт трудолюбивого элбиса, раздался, как всегда, насмешливый голос Серакина, обращенный именно к нему:

− Где мы сейчас, жрец? По чьим землям проходим?

− Это земли набатеев, владыка. Но ещё до рассвета мы пресечём иудейскую границу! − ответил Магалат учтиво, опять подивившись сколь быстро одолели это расстояние животные, преображенные силой и по воле посланников Высших сил.

− Прекрасно. Завтра будем в Иерусалиме... − жрец не совсем понял было ли последние вопросом или утверждением, но на всякий случай энергично закивал головой.

Впрочем, больше он удивился тому, что темнокожий юноша продолжил ехать рядом с ним, доброжелательно улыбаясь, отчего в голове колдуна начали пуще прежнего роиться мысли, а в душе теснится в смятении чувства. У него даже в горле пересохло, а язык прилип к нёбу. Но Магалат всё же нашёл в себе силы, понимая что другого шанса может больше и не представится...

− Владыка, а можешь ли ты ответить на вопрос презреннейшего слуги твоего?

− Знай же смертный, что Я могу ответить на любой вопрос! Но вот достоин ли ты ответа? − молвил Серакин человеку, согласно установленным правилам.

И на что не приметнул мысленно обратить внимание лорда-хранителя... Ну, дескать, человек-то решился! Однако получил в ответ лишь хрустнувшее космическим льдом замечание: "Это было только раз. Так что не забудь про два и три"

Но жреца было уже не остановить:

− Думаю, что достоин ведь судьбе было угодно чтобы именно я узрел звезду, а вы откликнулись на мой призыв.

− Ну будь по твоему − спрашивай! − с ритуальной угрозой в голосе ответствовал юноша.

− Поведай мне, о владыка, чьё рождение возвестила звезда, и зачем вы, Великие, отправились в путь? − подобострастно вопрошал жрец, с трепетом в сердце и... поражаясь в глубине души собственной наглости

− Понимаешь ли, ты презренный, о чём вопрошаешь меня? − подобно громовому раскату прокатились над пустыней слова, а говорящий их вдруг увеличился в размерах, нависнув над старым магом.

− Да, владыка! Ведь никому из смертных того доподлинно не ведомо! Так пусть сокровенные знания эти будут мне наградой! − астролог и маг назначил плату за свою работу.

И это было не золото, а нечто гораздо более ценное!!!

− Ну так тому и быть − внимай и помни... что преумножающий познания преумножает скорбь!

И полились из уст Великого слова, и будто бы время остановилось. Ведь сказанного за одну ночь не предать. И даже за семь ночей. И даже за семь седмиц...

А может то были и мысли? Что неудержимым потоком хлынули в сознание человека, сметая запруды заблуждений и плотины убеждений. Владыка поправлял, переворачивал или сдвигал драгоценные камушки идей и концепций, при необходимости дополняя бриллиантами своих откровений. И в воображении Магалата, словно сверкающий, многослойный, мозаичный узор, возникала картина того, как сотворено Мироздания. Без каких либо прорех или теней, сто скрывают от ищущего взора части сего величественного механизма.

И ответ был прост − Бытие Создателя заключено в промысле Его. И промысел таков, что есть Свет, есть Тьма и существовать друг без друга они могут, но и должны быть друг от друга отделены.

[Vala]

И прошел ещё одни день, но не заметил того Магалат, ибо полнился дух его откровением иного мира. И настала ночь, но не взошла звезда ни после того, как погас последний луч сошедшего за горизонт солнца, ни в полночь, ни перед рассветом. Однако, как и предрек Серакин, в свете этого утра путники вошли в Иерусалим.

На востоке город граничил с долиной Кидрон, над которой была построена колоссальная опорная стена комплекса Храмовой горы. Сама же Гора на самом деле оказалась огромной площадью, в центре которой помещался Храм, и чей двор, со всех четырёх сторон, окружала колоннада. Самая же грандиозная − Царская − с южной стороны. На северо-западном углу этой горы-площади высилась крепость Антония. От неё же начиналась стена, окружавшая северные части города. У подножия западной подпорной стены Храмовой горы пролегала главная торговая улица, и в южной части её располагаясь монументальная арка, несущая на себе большую лестницу, ведущую с уровня улицы на Царскую колоннаду. В южной стене Горы находились ворота Хульды − главный вход в священный комплекс.

К югу от них простирался район ритуальных купален, обслуживавших поднимавшихся на Гору паломников, и ещё улица, ведущая вниз к Городу Давида и Силоамскому бассейну. К западу же от Горы проходил глубокий канал долины Тиропеон, а над ним – Верхний Город, где проживали священники и состоятельные горожане. Последний соединялся с Храмовой горой мостом, так же опирающемся на массивную арку.

В юго-западной части верхнего города стоял дворец царя Ирода, а к северу от него цитадель с тремя башнями. Именно у этой цитадели соединялись стены Иерусалима, одна, что окружала город с юга и другая, примыкающая со стороны востока и Храмовой горы. К северу от верхнего города, располагался театр, и другие имперские институты.

Многие, из городских красот, увиденных путниками, были возведены по велению Ирода − он строил стены, башни и дворцы, расширил, во множестве приукрасив, и саму Храмовую гору, и Храм, венчавший её. Да, рука царя чувствовалась во всем. И всюду были его глаза и уши, ведь именно ненависть к Ироду − "рабу идумейскому", как презрительно называли его сыны израилевы − позволила хоть ненадолго утихнуть междоусобной войне между фарисеями и саддукеями.

Так что весть о появление трёх путников, что сеют смуту, в благодатную почву недовольства народного, распуская слухи о помазаннике Божьем − новорожденном царе иудейском − вскоре уже дошла и до правителя земель сих. Немало того обеспокоив.

− Что это за люди? Сколько их? − принялся уточнять царь у начальника своей тайной стражи.

− Трое. По всем приметам люди состоятельные. Вельможные. Один − старик лет шестидесяти − халдейский астролог и жрец, из высших. Другой − мужчина в расцвете лет − персидский маг; явно не из последних. И юноша, едва достигший второго десятка, возможно нубиец, а повадками, так царевич, не меньше, − как всегда, неспеша и взвешивая каждое слово, заговорил соглядатай. − Хотя странно.... Очень странно, что пришли в город они вот так − втроем − без каравана. При них даже слуг нет!.. Ходят и выспрашивают иудеев, где, мол, машиах, когда родился? И вообще что да как... − он вдруг примолк, словно силясь что-то припомнить поточнее. − И вот ведь, где не появятся, со своими расспросами, так сразу же собирается толпа... Господин мой, люди волнуются!.. Так ещё эта Анна, дочь Фануилова, от колена Асирова, что день и ночь не отходит от Храма...

− Что Анна? − устало выдохнул Ирод; годы прожитые в войнах и политических баталиях всё чаще давали о себе знать.

− Утверждает, что отрока сего − князя от чресл Иуды, царя из дома Давида − пророками многократ предреченного, уже приносили в Храм в седьмой день его, во исполнение Божьего завета.

− Даже так? Хм... Кто-то решил себе на этих байках политических очков набрать?.. Ну посмотрим, посмотрим... − старый интриган хищно ухмыльнулся и приосанился, словно бы сбросив с плеч своих десяток другой лет.

− Господин мой, может быть этих троих... − преданный слуга, готовый за своего царя пойти и в огонь, и в воду, и на убийство, прочертил оттопыренным большим пальцем по воздуху рядом со своей шеей.

− Нет! Слухов это всё равно уже не остановит... Распорядись там, что я призываю к себе синедрион. Всех − первосвященников, книжников... Посмотрим, что скажет пред ликом царя это сборище предателей о своем долгожданном машиах!

И нет, победитель не забыл как тогда − при вступлении на престол − был вынужден спрашивать синедрион, не противно ли их законам то, что он восходит на царствие, будучи иноплеменником и римским ставленником. И пусть сами иудеи признали Ирода в сем достоинстве, но синедрион единодушен не был. Одни говорили, что дело такое законам их не противно; другие утверждали обратное, говоря в полный голос, что лучше бы отдал он престол кому-либо из потомков Маккавеевых. Ну ничего − царь им это припомнил и, после того как все страсти улеглись, повелел умертвить без лишнего шума.

Вот и сейчас, украдкой рассматривая, толпу ожидающих его законников, как всегда, весьма явно размежевавшихся на собственно священников и книжников людских, Ирод внимательно вслушивался в слова начальника тайной стражи, ибо слуги, подносящие еду и напитки дорогим гостям, все до единого были из подчиненных тому соглядатаев.

− Они и сами удивлены до крайности. И по всему можно судить, что замысел то не внутренний, но сторонний. И боятся что сами так же будут изгнаны. Ведь на востоке, за Евфратом, откуда и пришли те трое, проживает немало иудеев, весьма недовольных существующим положением вещей. Да и в Палестине тоже...

− А то уже добрые вести! − благожелательно бросил Ирод верному слуге, направляясь в тронный зал и, с облегчением ощущая, как понемногу рассеивается в голове тяжесть, оставленная треволнениями бессонной ночью.

Заняв подобающее место и выслушав положенные приветствия, царь, не стал ходить вокруг да около, спросив напрямик, что же известно почтенному собранию о разбираемом деле: "Где же должно родится царю иудейскому?" И чем явно дав понять, что у него, как ревностного блюстителя закона Моисеева нет ни капли веры каким-то там пришлым пророкам; тем паче язычникам! И кому, как не представленным здесь, приличнее и нужнее знать сей предмет?

Но главное, так переиначив вопрос Ирод сделал синедриону большущее одолжение, не вынуждая первосвященника и всех-всех-всех собственноручно расписываться в государственной измене. А то ж как получается − знать-то о новородившемся царе знали, но промолчали?!

И от цепкого взгляда старого царя не укрылось испытанное первосвященником облегчение, когда он, услышавши вопрошание, пошёл держать совет средь тех кто многоопытен в мудрости книжной. Впрочем, с ответом они не замешкались, ведь рассуждать тут было нечего и тот молвил:

− То давно уже известно − в Вифлееме Иудейском − ибо так есть писано пророком! И пусть тот город мал нынче, но предречено, что выйдет оттуда вождь, которому надлежит править народом и царствовать в землях Израиля.

С тем Ирод и отпустил синедрион восвояси, ибо вопрос, по царскому разумению, был решён положительно. Однако не окончательно...



Старый политик отлично понимал, что прояснить всё действительно до конца вряд ли удастся без личного разговора с этой подозрительной троицей. И для чего повелел начальнику своей тайной стражи пригласить паче уважаемых гостей иноземных во дворец, побеседовать с господином земель сих, ибо царю ведомо то о чем они народ его вопрошают.

Ирод, взглянувши на визитёров, явившихся, как он и пожелал, под покровом ночи, и убедившись вполне в правильности предположения своего соглядатая, стал, однако, сердечнейшим образом расспрашивать их, намереваясь тем расположить к себе незнакомцев, об отечестве, роде занятий, положении... Отношении к иудейскому народу... И что же за такая сверхъестественная надобность привела их в Иерусалим?!

− Вас привела звезда? Но здесь, в граде моём, её невидно? − приторно-медовым тоном уточнил у старика-астролога Ирод, уже порядком взбешённый их крайне туманными ответами. − Так вы точно видели знак небесный или вам сказал кто? И когда же зажглась та звезда?!

Царь, многоопытный в интригах, силился вырвать у пришельцев хоть какие-то конкретные сведения и раз за разом терпел неудачу. Халдейский жрец, вместо ответа на его вопросы, вдруг погружался в собственные мысли, а его взгляд устремлялся в черноту небес за окном. Юнец беспрестанно отклонялся от темы и нес сплошную околесицу о лошадях, женщинах, охоте, винах, скачках, верблюдах, боях на арене, драгоценностях и шелках − о чем угодно, но только не о том о чем его спрашивали. Да и с третьим, таким серьёзными обстоятельным на вид и манерами гостем, плодотворной беседы так и не сложилось − Ирод неожиданно ловил себя на мысли, что сам говорит не совсем о том что хотел бы услышать. Слово за слово, ночь уходила в пустую, всё сильнее утомляя немолодого уже правителя. И этот фарс пора было уже кончать!

− Ну так пойдите же в Вифлеем и доподлинно узнайте о нарожденном там отроке, − сердечно (до скрежета зубного) напутствовал царь дорогих гостей своих, дабы побыстрее удалить источник смуты из Иерусалима, однако, чтоб окончательно не упустить ситуацию из рук, прибавил. − Выведав же то возвращайтесь возвестить мне. И тогда уж и я, несмотря на величие свое и старость, пойду и поклонюсь Царю предреченному. А дотоле народ пустыми речами смущать не след!

− Да государь, мы услышали повеление твоё! − ответил Ироду Галгалат, а в мыслях почти одобрительно ухмыльнувшись ехидным дифирамбам, что пел на этот счет Серакин.

"Да-да-да! Конечно-конечно! Всё только за ради блага и спокойствия народного! Ой пойдите-то вы, да узнайте-то вы, а я уж потом... может быть... и сам-то приду и поклонюсь-то... Да обратно возвернуть в чертоги свои! И чтоб никто не помышлял, что отдам я престол свой! Уж если и ссудил ему Промысел родится в неизвестном месте, то пусть там и живет − нечего окружать пащенка безвестного величием царским. И прилично ему поклонение лишь таких же безвестных как он сам бродяг!" − беззвучно изгалялся смуглый юноша, но резко посерьёзнев прибавил. − "Отдельная благодарность лорду-хранителю сокровищ, что отвратил царька от помыслов приставить к нам отряд воинов... с особым поручением на предмет благополучия вестников и младенца с семейством."

"Не за что" − вяло отмахнулся казначей, давая понять, что они в расчете. − "В нашем деле лишние свидетели без надобности!"

[Vala]

Распрощавшись с царем уже под утро и, позволив старому жрецу за день отдохнуть, путники, по своему обыкновению, выступили из Иерусалима почти на закате, ведь дороги, до указанного Иродом селения, пара часов, не больше. "Вот только как же они будут искать того отрока" − терзался думами Магалат, ведь за неделю, проведенную в столице, проведали они и о царской переписи, и о том сколько народу понаехало к родным пенатам, благодаря ей.

Небеса же, прозорливым умыслом, сокрывшие знак от глаз узурпатора, не вселяют хоть малой надежды...

Но что это? Вроде знакомая звездочка. Пусть и уже не такая яркая, но это точно она... словно бы прикорнула над самой крышей той маленькой храмины, из кое-как тёсаного камня. Жрец оглянулся на свих спутников − целеустремлённость отпечаталась на их лицах и даже владыка Серакин отбросил обычную для него беспечность. Эмиссары энергично погоняли верблюдов в том самом направлении, а вдоль дороги клубились, размахивая черными крыльями, сгустки теней.

Строение выглядело совсем захудалым: скорей уж сарай для скота, чем жилище. Сквозь щели покосившейся двери пробивался тусклый свет, а в проёме крошечного оконца сквознячок трепал обрывок какой-то дерюги. Но несмотря на столь вопиющую бедность, Магалат всем существам своим ощутил острые прикосновения эманаций Силы, проистекающей из-за этих жалких стен. И Сила это для мага была чужеродной: она подкатывала тошнотой и накрывала обжигающими волнами, вызывая безотчетное желание бежать, как можно быстрее и как можно дальше.

Но, понукаемый эмиссарами, человек пересилил себя и энергично забарабанил по обветренной временем древесине двери. Обхватив же покрепче ларец с подношением, верховный жрец первым переступил порог, со словами: "Мир вам". Внутри он увидел лишь молодую женщину с младенцем, возраст которого, по всем приметам, был не более месяца.

И ровно столько же минуло с того дня, когда астролог узрел на небесах знак божий. А ребенок этот словно бы лучился внутренним светом, и маг безошибочно угадывал в нем средоточие Силы − предреченного царя царей.

И выступил вперед владыка Галгалат. Голос его, прокатываясь рокочущими волнами, заполнил каждый уголочек лачуги, возвещая:

− Мы, по роду и рангу, явились чтобы, во исполнение прежнего Завета, засвидетельствовать приход в сей мир тварный того, кто плоть от плоти Единого, и Дух от Духа Свет!

На что женщина лишь кивнула, не в силах вымолвить ни слова в ответ. Ибо ведала она, от того кто послал дитя ей во чрево, что так и должно было быть. И приклонили путники колени свои, а жрец преподнес припасенный дар, тут же почтительно отступая в сторону, ибо не к человеку, но Сыну Бога Живаго пришли князья мира иного.

И вот уже владыка Галгалат предъявил припасенное им.

Магалат заворожённо смотрел, как лорд Силы, в человеческом обличье, одни за одним достаёт, из сверкающей золотистой дымки, повисшей маленьким облачном перед его глазами, и переливающейся невиданными цветами и оттенками, тончайшие золотые пластины, густо испещренные сакральными письменами.

Да, конечно, князь Серакин, в ту ночь откровений, оставил в сознании жреца зримый образ сего акта договоренности двух основополагающих ипостасей Творца, но увидеть документ собственными глазами, ощутить его присутствие, прикоснуться... это для мага было превыше всяких мечтаний.

Сияющие листы словно бы сочились благоуханной жидкостью, что тяжелыми маслянистыми каплями падала и, стекая по каменной стенке яслей, где доселе лежал ребёнок, застывала драгоценным ладаном. И разящей неотвратимостью заполнил всю лачугу голос владыки, что принялся читать написанное, осязаемо, связывая неразрывными нитями всех присутствующих. И всё они становились свидетелями грядущей перемены в расстановке Сил, доселе равных... но не отныне. И Тьма, в лице лорда-казначея, декларировала свое добровольное отступление.

И плакала женщина над наворожённым чадом своим, ведь он родился, чтобы умереть в муках, но лишь так он, и Свет что есть источник Духа его, мог заплатить Тьме наперёд за грехи человеческие. Ибо такого было постановление Договора, что грехи всегда принадлежат Тьме, и Тьме же надлежит взыскивать за них во всех концах Мироздания... куда проникают лучи темного солнца.

Но таков уж промысел Создателя, что для мира сего и Тьмы в мире этом, свет темного солнца на долгие века сокроется за горизонт событий... позволив Светлым заполучить карт-бланш, на действия по своему безраздельному усмотрению.

"Н-да, только Светлые могут быть такими наивными идеалистами!" − послышался верховному жрецу, как всегда, ироничный голос князя Серакина; однако рта тот не раскрывал; и понял Магалат что он снова беседует с ним только в мыслях. − "Они ведь действительно полагают, что без помех... хм... с нашей стороны, смогут-таки наставить человечество на путь истинный... Вот откуда такое упорное нежелание замечать очевидное?.. Ладно, пошли у них тогда на поводу − отключили Рай; потом заблокировали функцию интерлингвы − считай, сделали людишек практически слепоглухонемыми. Ну, дескать, так они ни себе, ни нам особо не вредят, зато будут особо хорошо воспитываться. Не вышло! А люди как не слушались, так и не воспитываются!.. Теперь же, воспользовавшись нашим сложным энергетическим положением, на всю Вселенную вопят: дайте мы всё сделаем сами и будут человечки ну чисто ангелы! Ну сами так сами − внесите предоплату на счет и вперед − дайте людям обещанного мессию и спасителя. Пусть несет им разумное, доброе, вечное, спасая их же от них самих!.. Но вот только это люди!!! И те, кому мессию обещали, своему Богу опять не поверят, ну а все прочие... в том разумном, добром и вечном, найдут отличнейшие поводы, чтобы безумствовать, злодействовать и убивать!"

"И что же будет, владыка? С миром? С нами?!" − вопрошал человек.

"Что будет?" − хмыкнул полукровка. − "А всё будет хорошо, жрец! Пройдут века, вновь покажется из-за горизонта темное солнце и придет конец Света... вместе со всеми навязанными ими ограничениями. Мир вернется в первозданное состояние, а вы, люди, наконец искренне посмеётесь над смертью, ибо получите так желанное вами бессмертие!" − от щедрот рассыпал Серакин жемчужины пророчеств, но Магалат никак не мог отделаться от ужасно навязчивой мысли, что во всем это кроется огромный подвох. Однако этот вопрос мага так и остался без внятного ответа, лишь что-то вроде "Поживете − и увидите..."

С чем и вложил демон-полукровка в руку молодой матери завершающий дар− мирро − дабы было ей чем, в означенный срок, умастить мертвое тело сына!


* ЗАВЕТ [евр., греч. διαθήκη - договор], в Библии формы установлений между Богом и человеком: заповеди, повеления, соглашения, договоры.